Валерий Коновалов - Куст белого пиона у калитки

Заметив мой взгляд, брошенный на томик Чехова, поспешил разъяснить:

– Это всё тогда было, а сейчас… ну, до недавнего времени, если быть точным, я с Антоном Павловичем сошёлся близко. И чем безрадостней, чем безнадёжней судьба его героев, тем более притягательными они для меня были. Но и здесь, знаете, новое мне открылось. Я, конечно, понимаю, что это другой век, социальное неравенство, и потому объяснение многих бед неразвитостью общественных отношений, пресловутой средой. Но не могу согласиться, то есть объяснить могу, понять могу – согласиться не могу с верой в прекрасную жизнь «через сто, двести лет». Читаю «Скрипку Родшильда» – и понимаю: да, как это верно, жестоко, но – верное, настоящее; читаю о героях, которые верят, что когда-нибудь развеется дым серой жизни, нищета отступит перед прогрессом, бездарность перед талантом – человек заживёт полной жизнью, осмысленной и счастливой, – читаю и жалею их. А как же смерть близких – тех, без которых жизнь твоя теряет смысл? Нет, не будет человек счастлив и через тысячу лет. Верующие, впрочем… но это не про меня.

Я заметил, что уже исчезла эта витиеватость речи и что Герман перестал пить. Впрочем, и бутылка была пуста. Он этого, кажется, не замечал.

– Уже говорил, что я не любил выходные, но праздники – более всего. Праздники были для меня пыткой. Видеть счастливых людей, слушать их разговоры о том, какие подарки они готовят любимым (а теперь я был свободен от этой обязанности), где и как собираются провести праздничный вечер и какие планы строят на оставшееся время, – о, скорее бы закончилась эта пытка и наступили будни, заполненные обычными заботами, когда чужое счастье, душевное благополучие не бросаются тебе в глаза на каждом шагу так назойливо и откровенно!

Почему я вспомнил о праздниках – потому что через неделю у нас должен быть очередной корпоратив. Раньше я и сам ждал этого события, потому что, несмотря на расходы, делать приятное другим, чувствовать их зависимость от тебя – ведь это своего рода удовольствие. Ты даришь людям праздник! С барского… купеческого плеча. Поначалу, когда фирма была скромной, я сам любил выдавать зарплату. До сих пор помню это ощущение мнимой значимости. Исполняешь роль благодетеля, а ведь по сути просто выдаешь людям эквивалент их труда – не более. Но со стороны выглядит именно так: ты – власть.

Теперь же, как вы понимаете, большого удовольствия это неумолимо надвигавшееся событие мне доставить не могло. Однако приходилось терпеть. С напарником мы решили, что начну мероприятие я, а он подъедет позже. Сотрудникам всё было подано под благовидным предлогом, приличия были соблюдены. Зал сняли в «Праге». Дела у нас шли неплохо, и мы могли себе это позволить. Были приняты во внимание коммерческие результаты последнего года, место, занимаемое компанией на рынке услуг, перспективы, ну и не в последнюю очередь настроение коллектива. Когда-то мы отмечали такие даты в офисе, затем стали арендовать небольшие кафе, статус которых зависел от положения дел в компании, ну а в последние годы отмечали, как сейчас говорят, в пафосных местах.

Приподнятое настроение пришедших, их праздничный вид, оживление, взаимные поздравления, тосты – всё это я выдержал. Даже речь вступительную сказал, приличествующую случаю, – с кратким обзором пройденного нами пути, надеждой на большие успехи в будущем. У меня даже хватило душевных сил в шутливой форме высказаться и об отношениях между владельцами компании и персоналом. После второго тоста, который был произнесён уже от имени сотрудников, вилки и ножи веселее застучали по тарелкам и, чтобы ответить собеседнику, сидящему напротив, нужно было повышать голос. Когда оживление достигло положенного градуса, я, не дожидаясь, когда народ, подогретый спиртным, начнет публично выражать свои восторженные чувства уже в мой адрес, и стараясь быть незамеченным, вышел из-за стола, направился сначала в туалет и оттуда сразу в раздевалку. Лишь здесь почувствовал облегчение и, погруженный в свои мысли, не сразу понял, что нахожусь в холле не один.

У зеркала одевалась невысокая девушка, в светлом джемпере, волосами, убранными в светлый берет, темной юбке ниже колен и коротком пальто. Это была Варвара. Она смотрела на меня без любопытства, но с некоторым интересом.

– Добрый вечер, Варвара, – поздоровался я, почему-то страшно обрадовавшись. – Куда же вы? Или только приехали? Какая вы сегодня нарядная.

«Нарядная» – это я машинально сказал, потому что женщины любят, когда им говорят что-нибудь лестное. Комплимент мой был тем более неудачен, что я совершенно не знал её и никогда до этого не обращал на нее внимание. По-моему, она даже макияжем не пользовалась, о чем, впрочем, мне, как мужчине, трудно судить. По крайней мере, яркость женских лиц в такие дни особенно бросается в глаза, а Варвара выглядела довольно скромно для ресторана.

– Спасибо, – поблагодарила она меня за дежурную лесть. – Нет, я домой собираюсь. Всё было очень хорошо. Я и поела – всё было очень вкусно – и даже позволила себе бокал вина.

– Ну уж и поели, – я чувствовал, как мне приятно говорить с ней. – Ведь это только начало. Там и горячее, и сладкое будет. Меню наши девочки составляли. Уверен – постарались. Будете жалеть.

Я был рад, что она так же, как и я, не осталась в ресторане. Она колебалась, не зная, что ответить, чтобы причина не показалась надуманной. Сказала, будто оправдываясь:

– Мне самой жаль. В другое время я бы ни за что не ушла… Вот так.

Но потом, вспомнив что-то и будто желая загладить свою «вину», сказала с хитрым выражением на хорошеньком (теперь я лучше разглядел её) личике:

– Я конфеты украла со стола (она похлопала рукой по сумочке). Брату. Он такие любит.

– Домой сейчас? – спросил я, все ещё не отпуская её и нисколько не думая о том, что моё любопытство начинает становиться неприличным.

Она утвердительно кивнула.

– Да, конечно.

– Ну, тогда сам Бог велел вместе ехать.

Варвара задумалась, не зная, как ей реагировать на моё предложение, на лбу у неё возникли морщинки, что мне также очень понравилось, и я, очередной раз пользуясь правами начальника, уточнил:

– Подвезу вас уже второй раз. Опыт у нас имеется.

– Ну что вы, Герман Львович («Боится она, что ли, меня?» – подумал я), я сама доеду, благодарю.

– Ну, как знаете, – сказал я, сразу как-то сникнув и помрачнев, – хорошего вам вечера.

Она заметила моё огорчение и тут же поправилась:

– Герман Львович… если вам… если это действительно…

– Действительно, действительно, – перебил я её, с трудом сдерживая оживленность.

– Согласна составить вам компанию. Вот так, официально, – она улыбнулась. – Но мне неудобно…