Владислав Гринберг - Река

Александр Иванович Шерер, а именно он занимал тогда должность зама по быту, запомнился мне на всю жизнь. У его секретарши я узнал, что он родом из Одессы, что придало позитива моим надеждам на положительный ответ – всё-таки мы земляки, он же должен видеть по документам, откуда я прибыл. Но, не тут – то было! Толи у него язва разыгралась, толи он не жаловал «некомбинатских», но пообщаться мне с ним пришлось долго.

– Нет у меня свободного жилья!

Объявил он, мельком взглянув на письмо. Иди. Я опешил, стал бормотать, что приехал на работу, а меня не могут принять без прописки.

– Селите хоть в общежитие, но решите вопрос!

Ничего не помогало. Управление посылало меня к Шереру, тот с очередным отказом выгонял. Мой начальник уже стал предлагать мне ехать в Хабаровское управление, там, мол, жильё дадут. Он, оказывается, только месяц, как приехал в Норильск на повышение из Комсомольска – на Амуре, где работал начальником участка. В Норильске он еще не познакомился достаточно с руководством, не знал местных раскладов, и не стремился лезть на рожон по мелочам.

К этому времени, а прошла уже неделя моих мытарств, в транзитном общежитии начали намекать, что пора бы и «ехать дальше». Пора было мне приступать к действиям решительным. Уезжать, сдавшись, я решительно не хотел. В очередной раз, придя в приемную к Александру Ивановичу, я узнал, что он распорядился меня больше не пускать в кабинет. Я дождался, когда выйдут очередные посетители и вошел без приглашения, заявив, что не выйду, пока он не решит вопрос с пропиской!

– Вы не сделаете из меня советского безработного, а если сделаете, будете отвечать!

На это моё заявление он начал кричать, что если я сам не освобожу кабинет, то он вызовет милицию, и меня привлекут за хулиганство.

– Вызывайте! – с радостью согласился я, – пусть и милиция будет свидетелем попирания прав молодого специалиста!

Он сбавил тон, оделся и ушел, сказав секретарше, что его сегодня больше не будет.

Не знал Александр Иванович, что я прошел школу борьбы с бюрократией «имени Гарика», у которого снимал с друзьями комнату на втором курсе. Меня так просто не скушать! На следующий день пошел я по инстанциям, благо все они находились в одном здании на Ленинском проспекте. Сначала посетил Горком Комсомола на первом этаже. Имел приятную, но совершенно бесполезную беседу с первым секретарем. У них, мол, нет влияния на распределение жилья, другие задачи, энтузиазм молодежи, трудовые подвиги… В общем, пусто. Поднялся я этажом выше, в Горисполком. Орган Советской Власти, в лице зампредседателя, поведал мне о полном отсутствии таковой в руках Исполкома. Всё в Комбинате! Мы сами со своими педагогами и библиотекарями к ним на поклон ходим. Выделяют мало, пожаловался он, посоветовав идти к Шереру.

– Ты, Марат, губы не криви. Слушай дальше, я тебе помочь хочу. Научить. Да и не долго осталось.

– В поисках какой-то власти я поднялся на третий этаж в Горком КПСС. Записался на прием к первому секретарю на послезавтра. Ждал два дня, чтобы узнать, что секретарь вычеркнул меня из списка, заявив, что по жилищным вопросам не принимает. Я всё – таки дождался окончания приема и отбывающему на очередное совещание «Первому» высказал всю нелепость моего положения, напирая на невозможность воспользоваться конституционным « правом на труд»! Видимо слово Конституция было ему неведомо, а заботы о светлом будущем всего человечества так его занимали, что отвлекаться на мои мелочи у него не было возможности.

Его секретарша выслушала мою историю, посочувствовала и посоветовала зайти ко Второму секретарю Горкома. Второй секретарь традиционно курировал производство. Я попросил записать меня на прием.

– Да иди так. Он у нас всего три месяца. Пришел с Обогатительной фабрики и еще не успел обюрократиться.

Фамилию Второго помню до сих пор. Владимир Иванович Селезнев, симпатичный, лет тридцати брюнет принял меня сразу. Посмотрев моё направление на работу, он удивился:

– А в чем дело? У нас с молодыми специалистами никаких проблем не бывает.

Я рассказал о своих боях с Шерером. Селезнев хмыкнул и попросил секретаря связаться с ним. Секретарь сообщила:

– У Александра Ивановича идет совещание, и он просит перезвонить.

– Ничего. У нас вопрос короткий, пусть возьмет трубку.

– Здравствуйте, Александр Иванович! У меня тут сидит молодой специалист Гринберг Владислав Маркович… Ах, вы знакомы.

Селезнев слушал, лицо его стало вытягиваться в недоуменную гримасу. Он прикрыл трубку ладонью.

– Послушай, он говорит, что ты требуешь двухкомнатную отдельную квартиру! Так?

Я, опешив от такой изворотливости зама по быту, выпалил:

– Да мне прописка нужна, чтобы к работе приступить! Хоть в общаге!

Селезнев всё понял, улыбнулся, и продолжил в трубку,

– Он согласен на комнату. Хорошо?

Он выслушал ответ и дал отбой.

– Завтра с утра, к 8-00, приходи в жилфонд, назови фамилию. Тебе выпишут смотровой ордер, если не подойдет, дадут другой. Выбирай, где жить.

– Слушай дальше. Едва дождавшись утра, я пришел первым к заветному окошку и получил бумагу с адресом. Нам предлагалась комната, аж 18 квадрат, в двухкомнатной «хрущевке» с одними соседями. Комната показалась нам огромной. В квартире были все удобства: ванная, совмещенная с туалетом, коридор и кухня в 5,5 кв.метров. Пол был выстлан еще только появившемся тогда линолеумом светло – серого цвета. Соседи – молодая пара без детей. После одесского подвала это жилье казалось для нас сказкой. Мы не стали смотреть дальше и согласились. Ордер мы получили в тот же день, а на следующий сдали паспорта на прописку. Так что, братан, не поскандалишь, сожрут с потрохами и ботинками. Действуй!

*****

И тут же, как по заказу другой эпизод. На эту же тему.

В Норильск, погостить, приехал отец Влада Марк Абрамович. С появлением внуков в семье его все называли дед Марк. У него накопилось много дней отпуска и отгулов после года непрерывных рейсов по морям.

Наконец, у отца с сыном нашлось время поговорить подробно о жизни, о планах и перспективах. И вот с большой досадой, с сожалением, отец поведал очередную историю о «младшеньком» любимчике их с матерью.

– Ты, Владик, видел, где ютится Маратик. Я был у него пару раз, зубами скрипел, так их жалко. Зарплата – мизерная. Инженер – технолог в литейном цехе на 120 рублей. Элеонора в библиотеку устроилась. Смех и грех. 70 рублей. Ну, мы с мамой помогаем. Не жалко. Но досадно. Четвертый десяток скоро обалдую, а ни кола, ни двора. Мне так тошно стало. Взял и написал, как коммунист с 1941 года, как Ветеран Войны, письмо в ЦК КПСС Молдавии.

Сильно не нажимал, но вопрос поставил. Для чего мы, мол, победили фашистскую гадину!? Чтобы дети наши жили хорошо. А тут! Прямой произвол дирекции завода, да и нарушение всех возможных законов и правил, защищающих молодого специалиста. Ну, ты знаешь, я могу.