Леонид Левинзон - Дети Пушкина

– Матвей, ты где?

Медленный с запинкой голос:

– В гостях. Приходи.

– А куда?

– Думаешь, я знаю?

– Ну, опять… – Я улыбнулся.

Матвей со своим сильно вылепленным немолодым лицом, замедленными движениями, печальными глазами, распространяющий поле молчаливого обаяния, из-за пристрастия к водке и женщинам постоянно умудрялся попадать в невозможные ситуации. Вся его жизнь была невозможной ситуацией, которую он с успехом усложнял и усложнял.

– Здравствуйте, Алёша! – Мягким тембром. – Мы живём около центральной автостанции, чуть налево по Левински, дом двадцать девять, позвоните, когда будете подходить. Как вас узнать?

– По глазам.

Недоумённое молчание.

– Ладно. Не важно. – Решила женщина. – Я выйду.

Я купил ещё бутылку Хайникена и пошёл, держа сандалии, к центральной автостанции. Но, по мере того, как гигантское здание вырастало из темноты узких восточных улочек, меня охватил страх – это исполинское чудовище с бордово-красными колоннами-ногами было ужасно. Казалось, сейчас оно выхаркнет из себя всю напиханную внутрь суетливыми тараканами бэушную шелуху, двинется, сминая коричневые сырые дома с отставшей штукатуркой, и стекло будет весело сыпаться на мостовую. Поведёт вокруг открывающимися налитыми кровью глазами и заревёт так, что где-то далеко-далеко не менее страшным криком ему откликнется птица Зиз.

– Так, спокойно, спокойно… – Сказал я себе, отшатнувшись от далеко выброшенного вперёд окаменевшего языка, по которому днём скатываются зелёные, так легко взрывающиеся, автобусики. – Я просто здесь не пойду.

И, опасливо посмотрев, надел туфли – вдруг, что случится, а я босиком.

Взял резко влево, обошёл по дуге, минуя ночные лавки с их хитрыми как змеи и простыми, как решётки на окнах, хозяевами, позвонил, женщина показалась. Здравствуйте! – Мило сказала. Чуть картавит, надо же…

– Алексей.

– Мила.

– Сюда?

– Да, мы уже год здесь живём.

Открыли дверь, ударил свет.

Матвей спал на диване, два каких-то мужика перебивали друг друга. Телевизор мигал.

– Котлеты будете?

– Нет.

– Что значит – нет? Конечно, будете!

– Между прочим, гость пришёл! – Обратилась к мужчинам.

Те повернулись.

– Костя – Молодой парень со смешным чубчиком.

– Алик. – Мятый длинный мужик с начинающими редеть кудрявыми волосами. Усишки, майка неопределённого цвета, узкие клетчатые брючки настолько подтянуты, что видны грязные белые носки.

– Вкусные котлеты, Мила.

Мила улыбнулась. У неё приятное лицо, у Милы, и ждущие глаза. Под глазами усталые тени. С левой стороны побольше, и чуть щека опухла.

– А ваш Матвей пришёл и спит. – Сообщила.

– Да он всегда так.

Мила опять улыбнулась. Повернулась к своим.

– Ну вы, – пристыдила, – гость пришёл, прервитесь!

Парень с чубчиком опять протянул руку:

– Костя.

Я прислушался:

– Жизнь это молекула, – хитро подмаргивая маленькими глазками, треснувшим тенором сообщал мятый Алик.

– Я в Суздале продавал огурцы, – поддерживал Костя и бил себя в грудь рабочим кулаком.

– Ещё котлетку? – Спросила Мила.

– Меня в голову петух клюнул… – Голос Алика.

– А я там не мог жениться, а здесь уже три года с Милой… – Голос Кости.

– Давайте, Мила я вам анекдот расскажу.… Ползут две змеи…

Мила послушала, подумала, потом начала смеяться, сначала тихо, потом всё громче, громче, потом опять тихо. Она вообще очень нетороплива, эта женщина. Дёрнула Костю за чубчик:

– У меня тост.

Мы встали. Мила торжественно объявила:

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

– Какой хороший тост! – Затрещал Алик. – Как приятно ужинать вот эдак, запросто…

Мила гордо улыбнулась.

– …Как приятно ужинать вот этак, запросто, в тесном кругу! Милочка, ваши чудные котлетки, и вы сами, как котлетка, ох, Костик, – Алик облизнулся, – повезло тебе!

– Вы друзья?

– Да нет, – Мила пожала плечами, – Костя сегодня у магазина познакомился.

– Выходит, Матвея вы тоже не знаете?

– Нет, конечно.

– Мила, – начал я осторожно, – а вы не боитесь, что к вам могут прийти не те люди?

– К нам плохие люди не попадают!

Я ошарашено замолчал и начал будить Матвея.

– Матвей вставай, хватит!

Выспавшийся Матвей бодро открыл глаза:

– Лёшка? – Удивился.

– Пошли, ладно?

– Передавайте привет! – Вскочил и затряс руку Алик. – Вы в хоре поёте? Нет? Жаль! А привет, так и скажите – от Алика… Случайно шляпочку не забыли? – Продемонстрировал засаленную кепку.

– Я вас провожу, – неожиданно решила Мила.

Рассвет. Надо же, досидели. Над домами посерело, и в этой дымке стал виден пустынный пляж, размножившиеся маленькие улицы, редко-редко машина проедет, одиноким жёлтым перемигиваются светофоры.

И вдруг заалело, покатилось ленивым ветром. Встающее солнце, изломав над прищуренным глазом, бровь, оглянуло владения. Рыжий кот под роскошно заваленной коробками мусоркой проснулся, открыл зелёный хитрый глаз, бомж на скамейке облегчённо вытянул ноги, повернулся на другой бок. Шабатное утро: закрыты кафе и дискотеки, кошерные и некошерные магазины, за крепкими запорами спрятан припудренный воздух пип-шоу и массажных кабинетов.

– Мила, забрать с собой Алика?

Пренебрежительно махнула рукой:

– Сама справлюсь.

– А можно дать вам совет?

– Дайте.

– Никогда не приглашайте к себе неизвестных.

– А то что?

– А то придёт тьма со Средиземного моря и накроет.

– Да, ладно.

– Безумие какое-то… – Пробормотал я, когда она ушла. – Или все ненормальные, или только я один. Матвей?

– Что?

– Вокруг что-то не правильно! Будто ненастоящее, как сминающаяся бумага. И в этой шуршащей реальности ходят биороботы. Простые желания, понятные инстинкты. Но много испорченных! Знакомишься – всё нормально, разговор, движения, потом хлоп и задёргался. Что скажешь?

– Ну, не знаю… – Матвей зевнул и потёр обеими руками своё удлинённое крупное лицо.

– Мог бы уже и выспаться.

– Мешали…

Руки в карманах, показался навстречу маленький худенький человек в мешковатой, больше на размер, одежде. Добрёл, поздоровался. Глаза тревожные.

– Привет, Саша, не спится?

– Доброе утро, Матвей.

– Саша, это Алексей, мой друг.

– Очень тонко. Вы знаете, Алексей… – неожиданно взялся за пуговицу на моей рубашке. – Иду я вчера, вижу, собачка за мной бежит, и долго так бежит. Я уже всё Алленби прошёл, а она бежит и бежит – пристала. Каких-то мужиков, как своя, облаивает. Ну, надумал я от неё избавиться. Перескочил дорогу, глядь – она за мной, и не успела, попала под такси. Лежит, скулит, я плачу, поднял, отнёс под дом. А оттуда хозяин выскочил: Убери, – кричит, – что ты падаль принёс.

Вздохнул:

– Пойду я.