Андрей Томилов - Таёжные были-небыли

Вот именно в это, благодатное место, я и попал, в должности начальника отделения Лазовского государственного промыслово-охотничьего хозяйства.

Первую свою ночь, по приезду в Гвасюги, я провёл в бичевском домике, стоявшем на берегу протоки, сунувшись обшарпанным крыльцом к самой воде. Прибежище сие, выполняло роль местной заежки, или по цивильному – гостиницы. Но жили там, в основном, временные рабочие промхоза, а попросту – бичи, прибывшие сюда на заготовку орех, ягод, корня элеутерококка, или просто, перекантоваться зиму за счёт дружков.

Были здесь порой и побегушники, прячущиеся от алиментов или других житейских невзгод.

Когда дни были жировые, фартовые, – бичи гуляли, бражничали, всколыхивая своими пьяными криками и кутежом островную часть деревни, приманивая, притягивая к компании малохозяйских мужиков и беспутных баб, а в скоромные дни жили тихо, питались лишь рыбой, добытой прямо тут, в протоке да остатками какой-нибудь завалявшейся крупы, порой даже с мышиным дерьмом. Однако на житьё никогда не жаловались, и вообще, народ, селившийся по воле судьбы в этом жилище, был малотребователен во всех отношениях.

Сказать, что гуляли чаще, чем положено – не могу, по возможности гуляли, но не допускали таких промежутков между пьянками, чтобы синяки на мордах сошли.

А значит, встретили меня обитатели сего домика с покарябанными физиономиями.

В комнате было, на удивление, чистенько, на столе грудились мытые чашки с кружками. Только откуда-то из-за печки несло тяжёлым, перекисшим духом,– видать, кто-то по неосторожности туда блеванул, а теперь только ждать, когда засохнет,– узкое место, не залезешь, чтобы выскоблить.

Мне выделили койку, хотя, пытались уговорить устроиться на ночь в конторе, стоявшей рядом, чуть на возвышении. От конторы отказался,– там я ещё успею побывать, а вот в такой интересной компании провести время,– заманчиво.

И действительно, до глубокой ночи мы проговорили на местные темы, – кто, где, кому и сколько, я уже знал, правда, лишь теоретически. Обитателей домика было трое. Они наперебой рассказывали мне всё, что нужно и не нужно.

Один из них, кстати, был интеллигентного вида мужичок, с суетливыми, бегающими глазами. Оказалось, он раньше работал бухгалтером крупного леспромхоза. Было уголовное дело:

–…конечно ни за что,.. ну, было присвоение, да разве постольку присваивают?… это же смешно, честное слово.

Была у него отсидка, в местах, не столь отдалённых, а потом, радостное, досрочное освобождение. А откуда жена, проматывающая то самое присвоение, могла знать, что его так рано освободят. Она бы конечно приняла соответствующие меры, чтобы не волновать мужа…

–подумаешь, любовник, да разве это любовник? Только пожрать, да выпить, любовник…

Вот и забичевал бухгалтер, хлопнул дверью и начисто забыл тот адрес, куда так рвался в мыслях, все последние годы. Закаруселила жизнь, завихрила, а теперь уж не выпрыгнуть из этого вихря,– не из поезда.

Двое других, просто потерялись в жизни, просто сбились с тропы. А может, и не было её, тропы-то, а сразу родились сбитыми, на обочине жизни родились, и шагают с тех пор по той обочине, спотыкаясь и падая, и лишь изредка, вытянув шею до хруста в позвонках, видят, совсем рядом, ровную и красивую дорогу, целую дорогу, не имея под ногами даже тропы.

В конце концов, всё было переговорено, и дежурный, расставив капканы по углам комнаты,– крысы одолевают,– задул лампу, так как электричество в посёлке гоняют своим дизелем лишь до полуночи, до двенадцати часов.

Утром я проснулся оттого, что где-то рядом щёлкнул капкан. Это дежурный снимал вчерашние ловушки, чтобы днём никто из мужиков ненароком не залетел. Повернувшись на бок, стал потихоньку наблюдать за разгорающимся утром.

Щёлкнул ещё один капканчик, я перевёл взгляд на охотника, он искал возле печки щепочку, чтобы закрыть последний капкан. Длинной палочки не оказалось, и охотник взял то, что было – небольшую коринку. Я улыбнулся, предвидя развязку, и, видя, как он целится этой коринкой в капкан второго номера.

Может быть, мужичёк надеялся на свою быстроту и ловкость, а может, просто опыта не хватило. Капкан радостно подпрыгнул и захлопнулся, – дождался таки, – плотно прихватил два пальца: большой и указательный.

Охотник за крысами тяжело, с придыханием крякнул, сел на пол и начал ожесточённо выкручивать из капкана пальцы. При этом, волосы его, безвольно висевшие на ушах, теперь, как-то напряглись, не то чтобы встали дыбом, но напружинились, обозначили объёмную, будто взбитую начёсом, шевелюру. Мужик незаметно оглядывался, убеждаясь, что никто не видит его позора, и с новой силой выкручивал из капкана уже закровеневшие пальцы. Шея у него вздулась и побагровела, а синяк под глазом, из фиолетового, превратился в чёрный. Я не вытерпел:

–Да где же ты их выкрутишь. Этим капканом, при хорошем потаске, волка удержать можно, пружины-то разожми.

Он вздрогнул, виновато глянул в мою сторону слезящимися глазами пойманного зверька, сел на табурет и нажал ногами на пружины.

–Во, бля, напрочь мозги отключило, сильная штука.

Аккуратно положив капкан, он почти бегом кинулся на улицу, на ходу расстёгивая ширинку.

Утром у конторы толпился народ, прознали за ночь, что новый начальник приехал, это шофер рассказал, который привёз меня по первопутку. На знакомство с работягами, с представителями власти, с пенсионерами, учителями, и прочим людом, ушли следующие несколько дней и два года.

Начальник отделения был здесь всем: милицией, прокуратурой, судом, пожарным, нянькой, школьным учителем и, даже, родовым шаманом. Любые вопросы, от родин, до похорон, решались с участием начальника, а вернее сказать, без него не решались. Сначала это казалось смешно, а потом уже и грустно.

Удэгейцы, – это большие дети, за которыми нужен глаз, да глаз, нужен любящий и оберегающий родитель, способный простить любые провинности. Наверное, я не смог стать им настоящим другом, хотя поводырём был добросовестным, по крайней мере, уважение местных жителей было безгранично и решения мои, и распоряжения, обсуждению не подвергались и исполнялись как в армии,– беспрекословно.

Наступившая зима принесла с собой как тревожные заботы, так и радостные. К тревожным можно отнести разлаженное производство, спившийся коллектив, что было далеко не редкостью в таких отдалённых, забытых Богом углах Империи, хотя и бывшей.

На мои плечи легло жизнеобеспечение посёлка, а это дрова во все учреждения, учителям, пенсионерам; электроснабжение, снабжение посёлка продуктами питания и другими товарами и прочее, и прочее, и прочее. Кроме этого в тайге работало более пятидесяти штатных охотников, о которых я тоже должен был думать и радеть,– не дай Бог, с кем-то, что-то случится.