Андрей Томилов - Таёжные были-небыли

К радостным заботам относились такие, как заселение в новенькую квартиру, приезд жены и маленького сына, хлопоты по перевозке вещей. И самое интересное – начал охотиться.

Охотиться можно было прямо за огородом. И пушные зверушки, такие как соболь, колонок, горностай, белка, выдра водились в ближайших лесах и, надо отметить, в не малых количествах, так и охота на крупного зверя, которая очень меня привлекала.

По случаю я приобрёл пару собачек,– кобеля, лет семи, несколько простодушного вахлака, постоянно ждущего подачки, и сучёнку, чуть моложе первого, но и похитрее, поехиднее, правда и сноровистей, шустрей на ногу. Собачки, по оценке знакомцев, были «средней паршивости», но меня это не смущало и не унижало, я же и сам-то ещё был приличным щенком в делах таёжной охоты, а особенно охоты на кабана,– только теория, практики не было вообще. И вот однажды такая охота состоялась.

Уже не один раз я вылезал в ближние нарезки, знакомился с местностью, присматривался к собакам, а они ко мне, мы как бы притирались друг к другу, проходили обкатку. Постреливал заполошных рябчиков, любовался работой собачек по не выкунявшей ещё белке.

И вот как-то, уже приличный снежок выпал, местами жухлую траву повалил, слышу, заорали мои собачки, явно, не ради забавы, серьёзно так заработали, торопливо и взахлёб, не останавливаясь, бухают.

Ну, думаю, кого-то зацепили, надо шевелить подошвами,– а сам на ходу дробь из стволов выдираю,– пули загоняю, у меня их шесть штук было в патронташе. Бегу, не замечаю, как жгуче хлещут веточки по разгорячённому лицу, через колоды, как на крыльях перелетаю. Когда уже недалеко до свары осталось, притормозил, в разные стороны поглядываю, осторожность, думаю, не помешает в таком деле. Начал потихоньку пробираться, прикрываясь от мечущихся собак деревьями, да разной лесной дурбиной, чтобы раньше времени не заметили меня, не отвлеклись от работы. А ещё не вижу, кого держат собаки, чувствую по голосам, что зверя, а кого – не вижу.

Подкравшись шагов на пятьдесят, углядел, наконец, – стоит задом к выворотню здоровенный секач, клыки белеют, с желтоватым отливом, и на собак время от времени кидается, мордой клыкастой трясёт, – пугает. Те, не переставая лаять, отскакивают от него, изворачиваются, но здесь же возвращаются на прежние позиции, не дают ему убежать. Ни разу я не убивал такого зверя, даже на воле-то и не видел ни разу.

Заволновался чего-то, выцеливать давай, нет бы, ещё подойти, чтобы верней положить пулю, но тогда не додумался, – хрястнул. Собаки смолкли на мгновение, не ожидали выстрела, а кабан, сунулся рылом в снег, но здесь же вскочил и пустился через полянку, короткими, рваными прыжками, приволакивая переднюю ногу.

Придя в себя после выстрела, собаки, в несколько прыжков догнали зверя и, яростно хрипя, повисли у него на боках. Тот резко стряхнул их и, развернувшись головой к опасности, зафыркал, замотался из стороны в сторону, придвинулся задом к стволу кедра и занял оборону на трёх ногах.

Насколько серьёзной была рана, определить трудно, но на снегу появилась кровь, это придало азарта собакам, да и мне. От того места, где я стоял, как раз был просвет, – хорошо видно зверя, но далековато. В запале, вгорячах, снова стрельнул, – кабан даже с места не двинулся, собаки продолжали работать, наседали на противника, я понял, что промазал.

Глаза заливал обильный пот, а дыхание заядлого курильщика никак не восстанавливалось после волнительной пробежки. Лихорадочно перезарядил ружьё и снова, одну за другой, отправил пули в ту сторону, но они цели не достигли. Снова перезарядившись, я уже стал соображать, что это последние пули, – надо как-то убивать. Попытался подойти ближе, но кабан заметил меня и стал нервничать, мотался возле кедра на трёх ногах и в любой момент мог сорваться, тогда его трудно будет остановить, даже опытным собакам.

Выбрав не лучшую позицию, я выстрелил снова, не мог справиться с собой, не мог преодолеть волнение. Кабан, уже давно исподволь наблюдавший за моими действиями, сразу после выстрела ринулся на меня, прямо через собак. Те не ожидали такой наглости и прыснули в стороны, освобождая дорогу.

Секач летел на меня и я, конечно, выстрелил в него. А куда там стрелять-то?… всё клином, и морда, и голова, и спина. Да если и попадёшь, так пуля всё равно срикошетит, по крайней мере, мысли такие в голове у меня прокатились. Снова второпях выстрелил, толком не прицелившись, да и времени на это не оставалось, пуля не причинила ему вреда, лишь распорола шкуру вдоль всего бока. Но это хоть не на долго остановило его, он закрутился на снегу недалеко от меня, а я стоял с пустым ружьём и пытался хоть что-то сообразить, но не мог.

Наконец, мы почти враз очухались: собаки, оправились от испуга и ринулись к кабану, тот, справился с очередной болью и ринулся на меня, а я, как мог, высоко подпрыгнул и ухватился за ствол молодого, толщиной в оглоблю, ясеня, возле которого стоял, поджал под себя ноги.

Кабан подлетел к ясеню, на котором грушей висел охотник, пару раз торкнулся клыками в стволик, так, что в снег отлетела мёрзлая стружка, но тут же отвлёкся, – на него вновь налетели собаки, заставили развернуться к ним.

А я медленно сползал по мёрзлому деревцу и, кажется, хотел кого-то позвать на помощь. Когда понял, что сполз уже достаточно низко, опустил ноги, и они коснулись спины кабана. Резко оттолкнулся и снова, как мог, подпрыгнул вверх:

–Что, блин, за деревья такие, ни одного сучка.

Кабан рыскал из стороны в сторону, кидался на собак, и уже совсем замесил копытами ружьё в окровавленный, грязно-рыжий снег. Собакам удалось отдёрнуть зверя чуть в сторону, у него по клыкам пузырилась кровавая пена.

Я снова сполз и тихонько стоял в обнимку с деревцем, пытаясь унять дрожь в ногах и, незаметно отогревал настывшие ладони. Ковырнул носком ичига ремень ружья и приподнял его, не делая резких движений, чтобы не привлечь внимание вепря. Ну, вепрем-то он ещё конечно не был, теперь я это разглядел, вернее сказать, не был настоящим вепрем, а был молодым, но уже вошедшим в силу, где-то по третьему году, кабаном.

Чуть отходя задом, я тянул за собой ружьё. Когда между мной и кабаном образовалось укрытие, я схватил ружьё, разломил его и, на всю мощь лёгких, продул стволы от снега, быстро зарядил его двумя дробовыми патронами. Присел, чтобы прийти в себя, отдышаться.

Собаки не уменьшали своего азарта, несмотря на то, что охота затянулась, их лай разносился далеко окрест, оповещая лесных жителей о скорой развязке трагического сюжета. В тайге в это время было затишье.

Вообще, для тайги, нормальное состояние, это тишина, спокойствие. Порой помногу дней и даже недель, в лесу может идти тихий снег, накапливаясь на ветвях в огромных количествах, постепенно окутывая, обволакивая деревья. Лес стоит тогда, как будто вылепленный из снега, стоит так долго, в напряжении, с трудом удерживая на себе эту огромную массу, безвольно опустив «натруженные руки». Вдруг лёгкое дуновение, чуть шевельнёт самые высокие исполины, ещё ветерок, – зашевелились, начали раскачиваться другие дерева, и вот уже пошла с самых макушек снежная пыль, полетели снежинки. Ветер усиливается, крепнет, уже начали постанывать, поскрипывать больные, насквозь дуплистые деревья, и полетели приличные пластины снега с сучьев, а потом, ближе к вечеру, и даже к ночи, начинается настоящий ураган.