Евгений Кузнецов - Рад Разум

Что же, идея эта разбередила одного его современника, столь же, стало быть, эмпирического – понявшего и принявшего сию теорию буквально, буквально! – А где же все воскрешённые будут, собственно, жить?!.. – Разве… на других планетах!.. И с тех пор – вперёд! И ум, и механика. На другие планеты-то – как попасть. – Путём движения… Тут философ уже явно впал в пошлое двухмерное мышление…

Это был крах на пути к истине!..

Движения, по нему, лишь физического. Но… как собственно двигаться?.. Активно-то активно… Но – за что попросту, без тверди и даже без воздуха, цепляться?.. Тогда – ре-активно!..

С той-то минуты человечество и двинулось, в ограниченности своей духовной, – в ту сторону.

Только и всего.

Двинулось, впрочем, безвозвратно.

Теперь показалось бы – да и кажется… безумием, диким безумием… предполагать, хотя бы предполагать… что если бы тот изобретатель не придумал свой всего-навсего эксперимент… да просто не встретился бы где-нибудь в коридоре той библиотеки с печальным сотрудником… то человечество сейчас шло бы… в какую-то другую сторону!..

И, кстати, – так же безоглядно и безвозвратно!

Мир – мал…

Но что говорить. – Идея на полпути.

Умершие… и не умирали.

Умирали их тела.

Души живые – вечно живые.

Пребывать в состоянии абсолютной уверенности в этом – и есть пребывать в Раю. И всё равно – на так называемом этом свете или на так называемом том.

А вот Ад – двухмерное состояние души.

Отсутствие ощущения многомерности пространства.

И, соответственно, есть уже и сейчас.

И продлится потом.

Со школы бы – периодическую систему начинать бы объяснять с того, что она влетала в учёного в физиологическом сне, то есть когда он выпал из сна будничного: ценность этого факте равноценен ценности самой таблицы!.. Как ясно ему, учёному, было не в лаборатории, а – там. Там!.. Ему предстали в гармонии не только известные науке элементы – но даже ещё… неоткрытые!..

…Всё в мире измерено.

Самому старому дереву на планете – три тысячи лет!..

Однако – отнюдь не четыре и не пять.

Ей, Природе, нужно, стало быть, данное растение – вот именно в такой ограниченности времени.

Измерен… и век мой?..

Ощущение-то?..

Не в этом, не в этом!.. не в двухмерном!.. не только этого света!..

Лосось нерестится – и плывёт по реке туда, где сам он когда-то явился из икринки. И где, отметав и семенив, и подыхает. Но – на брюхе туда ползёт!.. Так вот. – Как он находит эту точку на планете?!..

Так и я.

За гранью видимого моя Прародина.

А что я шёл по жизни видимой, чтобы понять это, – так само собой.

…Мимо школы недавно шёл – на втором этаже в окнах свет, учительница стоит. Пред нею, значит, сидят…

Что она говорит?.. Что они слышат?..

Но ведь говорю же там – не я.

И значит – сонные взрослые детей усыпляют!..

…В малом мире – неполные и семьи.

Мать и сын, такие-то, договорились: кто позвонит в дверь – не открывать. Ибо сыну – или, по годам, в армию, или, по тем же годам… вечерком опять в бар. Но опять, что у них зачастую, поругались. Мать – на звонок-то! – со зла и открой. Сына и «забрили». Он ей – из всего лексикона вузовского: «Сволочь!» И ещё. Ломился-то к ним… его же дружок, работник военкомата! – Знал, какой призывник дома прячется. Он же их и утешил: «Не сдала бы ты, всё равно – план-то, сдал бы я!»

Добавить бы ему – если б истинное-то давалось образование: всё равно тебе, где дышать, – что дома, что в армии.

…Прошлым летом по улице – мужик в одних трусах. И – с огромным сизо-синим собором во всю спину! А – для того и голый…

Колония, за «колючкой», никуда не денешься, мала, и срок, как бы ни был велик, всё равно, с «вышкой» сравнить, мал… так что надо себя что называется поставить, а то тебя… там… поставят… Но и тут, «на воле», – то же…

Несмотря на то, что в руке бутылка красного и в тапочках домашних, кроме трусов, одних – взгляд внимателен. – Видят ли?!.. Всю жизнь был на глазах на «зоне», в перерывах – на глазах вольных. Но поскольку на зоне он блатной, и все это знают, то тут, на воле краткосрочной, ему и приходится рекомендовать себя экстравагантно.

…Я – что теперь между Небом и Землёй – в поисках должности приемлемой… с содроганием некоторым недавно обратил внимание… на самый, впрочем, доступный труд… который каждое бы утро у меня под рукой, точнее – под ногой.

Дворник моего двора – повёл рукой с сигаретой по обзору своего участка: в месяц ему, какой ни есть, стабильно несколько тысяч.

Но – что за образ жизни у человека с метлой!..

Рассказывает похмельно-запальчиво: и тёща, и жена – пьют. И только. Он, дескать, им: не буду вас хоронить!.. Так, мол, вскоре и вышло: тёщу – в чёрном полиэтиленовом мешке где-то зарыли, потом в полиэтиленовом чёрном – жену…

Спустя немного – слышу от дворника от незнакомого: прежний, дескать, туда же и точно так же…

С ним неинтересно – он живёт в первый раз.

Приятель стал ко мне заходить.

(О сонных – как-то даже странно… так запросто говорить!..)

Мир журналистский, как и всякий мир профессиональный, такой же коммуникативный, внутри самого себя, как, например, уголовный (кого «взяли») или чиновничий (кого «повысили»).

Н-да. Вениамин.

Он придёт…

Я не спеша делаю уборку.

Постоит, покурит у окна…

Я не спеша листаю книгу.

Посидит, поострит…

И уйдёт.

Я-то «сокращён» и недавно.

А он – сам ото всюду увольнялся и постоянно.

Веня да Веня – так его всегда и всюду все.

Подойдёт ещё к моим книгам: этого он давно не читал… этого недавно перечитать собирался… но он, автор, ведь – вот такой… а этот – вот такой…

И сам всё ждёт – как я с грустью чувствую – от меня какой-то критики: в адрес ли редакции, в адрес ли политики, в адрес ли хотя бы времени.

Я не спеша – и оправданно: вместо ответа – предлагаю ему чаю.

И он… не знает, хочет ли чаю…

И крутит чашку в блюдце.

А я – уже с возмущением чувствую, что он знает, что я о нём это всё знаю… что он и молчит, чтобы сделать именно моё молчание нетактичным…

В одно мгновение – словно тяжёлая цепь – перебегает от него ко мне гремящий каскад его, всем известных, обстоятельств.

Живёт с матерью… То есть – с одинокой матерью он, одинокий… Вроде бы был женат, воде бы развёлся… Мать уж на пенсии. Где теперь работает?.. И работает ли?.. Во всех-то местных газетах его знают… Пишет, конечно, мало, ленится… Чаще фотографирует… И всё винит свою устаревшую аппаратуру…Недавно приобрёл «супер»… На какие «шиши»?..

Но я – всегда перемолчу.

Иногда он срывается и начинает сплетничать.

В первый раз, как меня сократили…

(Ну, надоело об этом!..)

В первый раз он было прямо вбежал ко мне – полный смеха, полный иронии, полный дружества!..