Евгений Кузнецов - Рад Разум

…Мама.

Тоже была во сне?..

В каком?..

«Сократили»…

Да ещё и – она… подружка пропала!..

Что?!.. И – хоть где?..

…Оба одновременно… когда мы излили из себя тот «миг последних содроганий» – она так и уснула на мне: полусогнув руки и ноги, лягушкой, щекою на моём плече.

И уже ведь – какую неделю нет!..

Её, её нет.

Недавно снилось: вышел из ванной… иду, голый, в комнату… где в постели голая юная… но надо же посмотреть в окно – на пространство-то…

И проснулся.

Уже светло!

С обидой на своё глубокомыслие – и в таком сне! – поднялся.

Посмотрел в то самое окно – чтобы скорее, что ли… начать думать… за эти берёзы и липы, за этим галок и ворон… которые думать не умеют…

«Думать»…

За это небо?.. за всё, что ещё где-то далее?..

И – за Небо?..

Нет… За него думать… почему-то не смею…

Но – помышляю о Небе, помышляю.

И – только бы мне о нём!..

Да вот мешали дома, в которых и возле которых – сонные, сонные.

Умылся, помолился, попил чаю…

…Так в последний раз – что: она уснула на мне.

Любовь…

Любовь – как волнение, как волнение от загадочности, от загадочности предпочтения… этой, этой – всем… даже и не «всем», а – как бы всему, всему!..

Как только пришла, стал сразу её раздевать.

–– Какое счастье, что не нужно врать!

Она помогала…

Президент… который не ощущает… тонкость плёнки воздуха вокруг планеты и зыбкость жизни в ней… и одиночество этой особенной планеты в целом пустом Космосе… который… которому, однако, почему-то хочется… быть руководителем миллионов… каждый из которых тоже не ощущает… тонкость воздуха и жизни… в бесконечном до непонятного Космосе… президент говорил… о чём-то… горделиво…

–– Какое счастье!.. что не надо!.. лгать!..

Потом уснули.

Потом проснулись.

Радио, оказывается, всё ещё раздавалось…

Пили кофе.

Теперь… почему… не приходит?!..

…Помню, только начал работать в газете, мне – чего я заранее и опасался!.. – среди интервью или вымогания той информации, вопросы… такие!

–– А вас любят женщины?

–– Женщины… Э-э… Женщина должна быть… стройной… Должна… Впрочем, никому, конечно, – ничего!.. Женщине желательно быть… Желательно и для всех, и для неё… Быть стройной и приветливой!

–– Вы, видимо, любите женщин!

–– А-а… а мужчина… Мужчине следует быть… снисходительным и профессиональным. Хоть лётчиком, хоть вором.

А её – нет и нет!..

…Стала вспоминаться юность ранняя, отрочество… когда – впервые, впервые влюбился

Женщина… это, это… Страшно! Самое страшное.

Первое всегда.

Если я её – люблю!.. Если люблю, уже люблю. Почему тогда подразумевается… прямо-таки в самом воздухе подразумевается… что должен я – ещё!.. как-то!.. поступать!.. по поводу её!.. что-то ещё должен делать, кроме любви?.. Делать!.. С нею!.. В отношении её!.. Кроме ощущения и объявления любви?!..

Потом, второе, ещё страшнее!..

Это когда она, люблю её или не люблю, рядом, и я… её хочу, сам её хочу, то… то что мне с нею делать?!.. Как мне, рядом-то с нею… вообще себя вести?!.. Как шевелить языком, как шевелиться всему?..

Потом, к тому ж и третье, страшнее ещё…

Она – смотрит, смотрит на меня, на меня… она, зачастую даже незнакомая, смотрит на меня так, словно – глаза её такие! – будто говорит: захочу – и ты мой!.. То есть, выходит… что я уже и сейчас, уже и каждую минуту – её, обеспеченно – её, только – без последнего какого-то её как бы остатка это самого «захочу!»…

Эти детальки подростковые… самые, почему-то, для меня сейчас и драгоценные!..

Но ведь это – как и те первые шажки: по полу, по земле, по планете!..

И – какая разница, по какой планете.

Если уж все трепещут перед инопланетянами…

Мой трепет перед женщиной – ни на что бы, на этом свете, и не променял!..

…Почему – не идёт?

Вот. – Сейчас бы и пришла! – Как мир не мал…

А мы договорились так: без предварительных звонков!.. Она ко мне!.. В любое время!.. Прямо в дверь!..

Так уж условились: ежемгновенное счастье!..

И даже не знаем… телефонов друг дружки.

Притом – никого общих знакомых. И – ни с кем разговоров и упоминаний друг о друге.

Придумали идеальную сказку… Да нет! – Сказочный идеал!..

Но… не стучит…

И это обговорили: стучать ей четыре раза. Отчётливо.

А я – шёл к дери уже после удара второго!

Иные же все, олухи, звонят.

Как неприятно… смотреть на кошек!..

Женщина, которую я не хочу, мне кажутся… грязной.

…Или я перед нею в чём-то виноват?

На асфальте, крупными белыми, было позапрошлым летом: «Маша, я тебя люблю!» – Под окном, значит, под чьим-то.

Я ещё подумал: так ведь затопчут…

В другом месте – зимой: «Галя, я тебя…» – дорожками огромными по снегу.

Всё равно заметёт…

А может… это я жалел… что писал, рисовал – не я?..

…Или – или она следует… тем советам газетным – сиречь цивилизованным и «тонким»?! Девушкам хитроумно следует: не рассказывать о себе всего… та-ак… всегда улыбаться, даже в паузы молчания… ещё… повторять вслух похвалы в свой адрес других… и – пропадать иногда!.. иногда пропадать!..

…Недавно мне так.

Летаю, летаю легко… и целую девушку, знакомую давнишнюю, давно не виделись… которую никогда не целовал… Взял её в руки, понёс было через реку широкую тёмную, стал подыматься с нею выше, выше… И вдруг – уже там, на том берегу!..

Так – реально – дух летает.

В теле он или вне тела.

Сквозь всё. Сквозь всё.

Дух.

Мгновенно.

По желанию мгновения.

По мгновению желания.

В теле он или вне тела.

Дух. Сам дух.

Так и летает.

…Мама – мама не знала.

Как всегда, ничего не знала.

Ни что у меня появилась девушка… Ни того, что она у меня… от меня… пропала, пропала!..

…А я и молился – чтоб она подольше прожила.

Я приезжал – что-то говорил.

Она – молчала…

Она ещё больше, в последние годы, молчала.

Согнутая, согнутая…

Чем, чем?..

Я говорил… Я – давно, с полгода, уволенный! – говорил, что в газетах нынешних журналисты так работают. Компьютер на твоём рабочем месте сегодня попросту не включится, если ты накануне, вчера, не расписал свой будущий рабочий лень с точностью до каждых пятнадцати минут!..

Так – в самом деле, слыхал я, в одной городской газете, купленной, что ли, иностранцами.

А хорошо – почему-то хорошо, что она статей моих никогда не читала, газету мою – «мою»!.. – провозить никогда не просила.

Они – они читали другое.

Они. Мама с папой.

Читали другую газету. Им её привозила сестра.

А где теперь – сейчас – папа?..

Уже пять лет.

…Папа мне, школьнику:

–– Ты демагог! Да, демагог.

Самое страшное… вернее, самое смешное в этом – то его добавление: «Да, демагог».

В то время, лет тридцать тому.

Самое страшное было обвинение!