Ольга Покровская - Летучий корабль. Роман

– Все вилами по воде писано, – предостерегал Вадим Викторович, когда они шли домой по улице, и что-то пьяное чудилось Павлу в остром запахе скошенной травы. – - Проект везет Морозов, – продолжал он. – Если что с ним – вряд ли это кто потянет.

– Что, снимают? – удивился Павел. – Переводят?

И Павел, который незаметно выпал из сфер общественной молвы, узнал новость, что в рамках поветрия к демократии повсюду выбирают начальников, и что на «Витязе», возможно, устроят такие же выборы – как и положено, с альтернативными кандидатами.

– Курам на смех, – говорил Вадим Викторович с горечью. – Все через задницу – может, еще войска будут выбирать командующего? А что ты с Валерой не поделил? Он вообще-то странный парень – никогда не поймешь, что говорит.

Вадим Викторович вытащил из устных анналов все связанные с Валерой истории, и Павел понял, что он может рассчитывать на отцовскую помощь. У дома Вадим Викторович тактично резюмировал их разговор:

– Все-таки подумай – не мечись из стороны в сторону. Запросишься обратно – Валера не возьмет, он злопамятный.

Они договорились, что он беспристрастно обдумает свой план, а Вадим Викторович разузнает обстановку.

Но Вадим Викторович оказался прав – подошел выборный день. Павел пробрался в зал, сопровождая Женю, который тараторил, не закрывая рта. На сцене Павел узнал дощатую кафедру, знакомую по окаянной защите диплома. Надутый молодой человек в вареных джинсах, игнорируя зрителей, постучал пальцем по микрофону и проговорил: «Раз-раз-раз». Микрофон загудел.

На сцену гуртом высыпало начальство, потом все расселись. Павел старался уловить живой проблеск в чугунном спокойствии Морозова, в сонных глазках, которые сделались странно маленькими, в утопленной в плечи пиджака шее, но ничего не находил при всем желании: опытный боец обернулся для неприятелей неприступной крепостью.

Кое-как добились тишины в зале. Морозова представлял трудовому коллективу секретарь партийной организации, который не был на «Витязе» освобожденным работником, а есть скромно знал место и не вылезал за пределы митингов и первомайских демонстраций. Морозов, в зависимости от момента, то терпеть его не мог и всячески третировал, то вообще не замечал. Соответственно, сотрудники «Витязя», зная, что Валентин Сергеевич не допущен к серьезным вопросам, привычно засыпали праведным сном на его речах. Морозов сидел, как бессмысленное идолище. Президиум – семь пожилых мужчин – одеревенели в неудобных позах на фоне пустого киноэкрана. Напряженную статику нарушил только Рыбаков, который взбежал на сцену и приземлился у края стола; Морозов даже не скосил глаза на пришедшего, а сильнее осел в плечи. Рыбаков улыбнулся, подпер голову и состроил художественную позу с красиво сложенными пальцами. Наблюдая эту мизансцену, Павел удивился, насколько свободный в движениях Рыбаков на фоне закостенелого президиума с замшелыми уродцами – сутулые фигуры в бесформенных костюмах, клочья бесцветных волос вокруг лысин, стыдная кунсткамера, возглавляемая свирепым, изображающим пуп земли богдыханом – олицетворяет противоборство, которое происходило в зале.

Настала очередь представлять варяга – от его имени вылез остроносенький, со складчатой, точно снабженной жабрами шеей, министерский чиновник, который запел про конверсию и про международное сотрудничество. Публика недоверчиво заколыхалась. Международное сотрудничество в секретной отрасли, где всевозможные режимы неразглашения вошли в коллективную плоть и кровь, представлялось как пятое колесо к телеге, и никто не знал, зачем оно нужно и как с этим работать.

– Наши начальники хотят в самолетостроение впихнуть невпихуемое, – заметил внимательный Женя.

Каменный, со сцепленными на столе руками Морозов активно не нравился Павлу, который знал, что именно директор продвигал желанный самолет, но все равно не справлялся с непроизвольной антипатией и уверял себя, что самолет не зависит от Морозова, что программа, которую пропустили через высочайшие инстанции, никуда не денется, и что новый руководитель займется темой активнее, чем старый.

Когда представитель министерства закончил речь, поднялся галдеж. Профсоюзные активисты выскочили в проход и вцепились в Морозова с вопросами о профилактории и о расположенных в болоте дачных участках, которыми были недовольны очередники. Собрание грозило перерасти в хозяйственную склоку, а председатель отчаянным хрипом потребовал соблюдать регламент. Пока вокруг шумели, один из замов Морозова, преспокойно пожав всем ручки, поднялся и исчез в кулисах, а гармоничный Рыбаков перелистал бумажки, спустился со сцены и, держа осанку, встал под занавесом, окруженный группой приближенных, в которой Павел заметил и Игоря.

Председатель, крича в немилосердно гудящий микрофон, призывал собрание к порядку. Граждане, которые заскучали от бестолковости мероприятия, стали просачиваться к выходам; из кем-то открытых боковых дверей потянуло свежестью.

– Зачем так унижать человека? – поморщился Женя, и Павел увидел, что тот разглядывает Морозова, окаменение которого теперь выглядело демонстративным.

Начали голосовать. Когда взлетели первые руки, Морозов встряхнулся – его глаза проснулись и забегали по рядам, пересчитывая руки. Павел смог бы поклясться, что Морозов запоминает каждый персональный выбор своего непутевого электората. Занятно было смотреть, как у увлекшегося делом Морозова втянулись хомячьи щеки и в умных глазах затеплился победный блеск. За него проголосовали почти все, но призвал себя не поддаваться порыву. Он окончательно определил, что он вообще не понимает, плох или хорош для «Витязя» новый кандидат, и счел себя обязанным воздержаться, но обнаружил, что оказался в числе пяти невнятных дурачков. Голосующих за варяга оказалось больше: с энтузиазмом взметнули руки диссиденты местного разлива, и в разных концах зала обнаружилось еще несколько идейных противников Морозова, который учел неприятельские голоса со скукой, не найдя для себя ничего нового. На этом собрание закончилось, и публика стала расходиться. Женя отправился по своим делам, и Павел пошел по коридору один, пока его не догнал Игорь и зашагал рядом с ним.

– Рыбаков голосовал за Морозова? – спросил Павел, хотя прекрасно видел, что это было именно так.

– Конечно. Почему он должен был голосовать против Морозова?

– Я воздержался, – сказал Павел.

– Ну и дурак, – бросил Игорь. Оскорбленный Павел открыл было рот, намереваясь поведать, что слепое почитание начальства недостойно мыслящего человека, но понял, что это будет глупо – и пристыженно смолчал.

– Знаешь, что Рыбаков затевает? – продолжал Игорь. – Совместное предприятие с французами. Он машины закупал во Франции. Те, что у нас в вычислительном центре, он как раз выписывал, через Мексику… или Гондурас… рассказывал – эпопея.