Вагиз Азатзаде - Семя Пунии. Ад-Дахиль. Роман. Книга первая

– Нет-нет, – остановил ее смущенный подросток. – Я не буду раздеваться при тебе, и купать себя не позволю!

Северина строго взглянула на него и ушла. Ад Дахиль с удовольствием принял ванну, переоделся и вернулся в комнату. Вскоре пришел начальник стражи и приказал следовать за ним. В его голосе слышалось недовольство. Видимо, причиной было то, что мальчик не позволил Северине исполнять ее обязанности. Он испугался за девушку: ведь ее могли наказать. За три месяца жизни в караване он усвоил, что не надо никому мешать делать свою работу: ведь в этом сказывается послушание не друг другу, а только хозяину. Он покраснел при мысли, что допустил такую ошибку, и решил попросить хозяина, чтобы тот наказал его вместо Северины.

Вскоре они оказались у красивых кованых дверей, покрытых золотом и драгоценными камнями, двое слуг распахнули створки, и Ад Дахиль вслед за Хусейном вошел в зал. Это был большой круглый зал с высоким сводчатым потолком, весь из белого мрамора. В центре бил высоко вверх тремя струями фонтан. Вокруг него были расставлены столы, у которых на тахтах возлежали люди в пестрых одеждах разных стран. Им прислуживали девушки, тоже, видимо, собранные здесь со всех концов мира. Были тут и изящные черноволосые индианки, и круглолицые китаянки, и зеленоглазые дочери Персии, и кудрявые, как овечки, африканки…

На главной тахте возлежал хозяин в окружении Мустафы и Сулеймана. Стол перед ними сверкал разнообразными яствами. Несколько слуг подносили еду и напитки.

Мальчик, как его учили, пал на колени и ждал, когда ему подадут сигнал встать, но хозяин и его гости не обращали на него внимания. Хусейн стоял за его спиной. Наконец, хозяин щелкнул пальцами, и Ад Дахиль встал, опустив голову в знак покорности.

– Обычно в наказание за непослушание я приказываю продать провинившегося на невольничьем рынке, – сказал Аль Баррак. – Однако Мустафа уговорил простить тебя. Не знаю, чем ты ему так приглянулся. Тогда я решил подарить тебя ему, но он отказался и стал уговаривать, чтобы я оставил тебя здесь. Так как, по-твоему, должен ли я, нарушая свои принципы, все-таки принять тебя к себе?

– Простите, пожалуйста, Северину! – воскликнул Ад Дахиль. – Она не виновата. Это я… Я просто постеснялся раздеться при ней, а вовсе не хотел этим оскорбить ваше гостеприимство… – и он снова пал на колени.

Хозяин сделал знак рукой, и Хусейн положил руку мальчику на плечо:

– Встань!

Тот вскочил на ноги. Мустафа с надеждой смотрел в глаза своему питомцу, словно хотел сказать: ну, давай, покажи им всем, что я не зря вступился за тебя. Ад Дахиль и рад был бы что-то сказать, но ничего подходящего в голову не приходило.

Видя, как искренне раскаивается мальчишка, краснеет и не находит нужных слов, Аль Баррак рассмеялся. Словно раскатистый весенний гром прозвучал. В его голосе чувствовалась и сила, и угроза тому, кто вздумает шутить с ним, но и доверие к искреннему чувству. Так ощутил это Ад Дахиль.

– Ладно, не смущайся, – подбодрил он мальчишку и хлопнул в ладоши. – Но впредь слушайся приставленную к тебе служанку, что бы она ни сказала, и других наставников, которых ты скоро увидишь. Доверься нам, мы не сделаем ничего такого, что оскорбит тебя. А теперь скажи мне: что самое главное ты извлек из того, что встретилось вам в пути?

Ад Дахиль вспомнил вчерашнюю беседу с Мустафой и ответил:

– Я понял, что мир принадлежит тем, кто приносит в него добро. Новые знания, как египтяне, просвещение, как эллины, точные науки, как вавилоняне. Но никто из них не смог удержать власть над миром, когда они забыли о своем благословении, ибо именно в нем заключалась их сила.

– Ты мудр для своих лет! – Аль Баррак, довольный ответом мальчика, благосклонно посмотрел на начальника каравана. Потом задал новый вопрос Ад Дахилю: – А знаешь ли ты, в чем самая большая сила?

– Нет.

– Любовь побеждать любовью самое большое из благословений и самое большое из удовольствий. Когда-то в пустыне я настиг раненого иноверца. Он скрывался в маленьком оазисе, совершенно обессиленный, так что, лежа у источника воды, не мог утолить жажду. Сначала я собирался убить его: ведь я преследовал своего врага уже несколько дней и наконец догнал его. Но когда он оказался в моей власти, я вдруг задумался. Я представил себе, как его мать вскармливает младенца… Я ведь сам из христиан, но когда христиане забыли о том оружии, которым их Учитель покорил весь мир, то и от них, как ты знаешь, отвернулся мир. И я пощадил несчастного. Я подарил ему жизнь, а былую ненависть заменил любовью. Я стал служить ему. Мы провели в пустыне несколько дней, я ближе узнал его. Того, кого знаешь и за жизнь которого борешься, начинаешь любить. Были моменты, когда ночью он метался в жару, я не знал, выживет ли он, и молился, чтобы это случилось.

Вскоре нас нашли арабы. Но пока всадники были далеко и я не знал, кто они, я приготовился защищать моего брата, да, именно братом он стал мне за эти несколько дней. Будь это христиане, они не пощадили бы его. Усмешка судьбы: как люди всё путают! Христиане – и не пощадили. Ученики Того, кто сам отдал себя за других, не смеют называть себя Его учениками! Итак, арабы взяли нас в плен. Не только нас двоих, а множество таких же как и я. Битва закончилась победой наших врагов. Нас отправили в кандалах в Александрию. Многие погибли в пути. Но оставшиеся в живых трепетно относились друг к другу, даже такие, кто в мирное время, возможно, и не здоровались бы друг с другом. Те, кого не смогли объединить радость и мир, полюбили друг друга, испив общую чашу горя.

Нас пригнали на невольничий рынок и распродали как животных, предлагая свободу тем, кто отречется от своей веры. Многие согласились, в чем я их не виню, но я решил выпить свою чашу до дна…

В этот момент Северина поднесла Ад Дахилю полный кубок.

– То было горькое питье унижения и побоев, – продолжал свой рассказ хозяин, – пока меня снова не продали мои новые владельцы. И вот в кандалах, голодный, босой, я пришел в первый раз в этот дворец через те же врата, через которые на лошадях въехал ты. На пороге той лестницы я встретил моего нового хозяина. Стражники не дали мне поднять головы, чтобы увидеть его. Мне было предложено или умереть, или принять новую веру… Но как я мог отречься от того, кто был в моем сердце все последние дни и ночи, во всех моих страданиях? Я решил, что конец близок и пришла пора допить предназначенное мне питие. Тогда я закрыл глаза…

Рассказчик поднял свой кубок, подав знак Северине. Та поднесла руку с кубком к губам мальчика, и горьковато-сладкая жидкость полилась ему в рот, прошла через пищевод и обожгла желудок. Ад Дахиль понимал, что должен допить кубок до дна… Когда напиток в сосуде кончился, он ощутил во рту что-то твердое… Вынул этот предмет изо рта и увидел прекрасный перстень, сверкающий гранями сапфира…