Наталья Есина - Забытая ария бельканто

– А плащ тоже сломался?

Юданова оглянулась:

– В общежитии оставила.

«Чокнутая! Кто же в дождь ходит в туфлях и платье?»

Пока Виолетта переодевалась в сухую одежду, Максим вскипятил чайник и сбегал в подвал за вареньем.

«Ну, бабуля, будем отпаивать твою вокалистку. А то еще простудится и голос потеряет, примадонна».

Виолетта стояла в арочном проеме кухни. Волосы заплетены в толстую косу. Вельветовый бабкин халат в мелкий цветочек смотрелся мешковато, а вязанные носки на ногах казались несуразно большими.

Максим сдержал усмешку.

– Прошу, – он открутил крышку у банки. – Меня в детстве всегда малиновым вареньем лечили. И тебе надо. Для профилактики.

Виолетта села на стул.

– Спасибо за одежду.

– На здоровье.

– Я ночевала не у себя…

– Мне все равно, где ты ночевала.

Виолетта высвободила ладони из рукавов и обхватила кружку.

– У моего ученика на Сходне бабушку в больницу забрали. Мама на хлебозаводе сутки трое, а Мишка маленький еще. Подготовишка. Вот я и осталась.

Максима взяла досада.

«Того и гляди реветь начнет», – а вслух он добавил: – Пей, пока не остыл. Я за письмом.

Виолетта вскочила:

– Ой, и мое! – принесла из холла сумку, достала подмокший коричневый конверт и положила на стол. – Не волнуйся, без тебя не открывала.

Максим развернулся на пятках и пошел к себе.

«Больно надо волноваться, – его неприятно удивила реакция на присутствие Юдановой. – Похоже, я ее боюсь. То рыдает, то мямлит, то орет, как ненормальная».

Они несколько раз перечитали оба письма, но ясность не наступила.

– Дорогая моя девочка! Если ты читаешь это письмо, значит произошло то, чего я так страшилась все эти годы!

– «Все эти годы», – машинально повторил Максим, уставившись на размытые фиолетовые чернила.

– Но ты ничего не бойся! Максимушка очень хороший! Он защитит тебя! Держись его!

– «Максимушка хороший», «держись его», – Максим ударил ладонью по столу: – Что значит «держись его»? Она нас сватает что ли? Точно из ума выжила на старости лет, если…

– Не смей так говорить про Алису Витальевну!

Максим опешил.

«Опять с полу-оборота завелась».

– Я думаю, как этот бред… – он осекся и с опаской посмотрел на бабкину любимицу. – Как во всем этом разобраться. Что еще за «царица ночи»?

Виолетта взяла фотографию и долго на нее смотрела.

– В прошлом году старшекурсники ставили отрывок из оперы «Волшебная флейта». Дипломный проект. Лена Скворцова связки надорвала. Я на все репетиции ходила и выучила партию Царицы ночи. Алиса Витальевна послушала и сказала, что смогу исполнить. А снимок с показа. В гриме.

Виолетта встала. Выпрямилась. Развела руки в стороны. Растопырила пальцы звездами и запела:

– Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen, Tod und Verzweiflung, Tod und Verzweiflung flammet… 14 14 Ария Царицы ночи из оперы Вольфганга Амадея Моцарта «Волшебная флейта»

Максим подпрыгнул, будто над ухом взорвалась сотня хлопушек:

– Предупреждать надо!

Сердце бухало на два форте. Звуковой поток прошелся дрожью по телу. Кухня мгновенно показалась тесной, не вмещая оглушительные рулады.

Виолетта опустила руки:

– Извини.

– «Извини». Так заикой можно остаться.

Виолетта молчала.

– Ладно, – Максим на всякий случай отошел к окну. – О чем там поется?

– Царица ночи просит свою дочь убить Зарастро. – Виолетта набрала в легкие воздуха: – Ужасной местью сердце кровоточит, смерть и страданья воспламеняют Ночь! И если ты Зарастро не замочишь, то будешь ты отныне мне не дочь!

– Черт! Юданова! – Максим закрыл уши.

Виолетта рассмеялась:

– Шучу. Там немного другой перевод. А если кратко, то речь о мести.

– О мести? – Максим неожиданно зевнул и достал из кармана джинсов телефон. – Третий час ребусы разгадываем. Кому и за что мстить-то? Семенычу? Жабе Яковлевне? А больше я никого тут не знаю. – Он замолчал, вспомнив про Конкину, и задумчиво добавил себе под нос: – Придется замочить Виолетту Юданову. Мои барабанные перепонки точно на тебя зуб имеют.

– Дурак ты, Стрельцов, – Виолетта помрачнела. – Я пойду.

– Куда ты на ночь глядя? – Максим перехватил ее руку с сумкой: – Не обижайся. Ты клево поешь, правда. И вообще, давай думать, что за викторина?

Он взял письмо:

– Флигель у нас добротный! Арнольд Маркович говорил, до революции строили!

Максим цокнул языком:

«Причем тут флигель? Дурка полная. А имя мужика мне знакомо: бабка про него в детстве что-то говорила».

– Не знаешь, кто такой Арнольд Маркович?

– Нет, – Виолетта поежилась.

Максим продолжил читать, обращаясь к ней:

– Помнишь, мы с тобой писали викторину по операм?

– Можно мне какую-нибудь кофту?

– Сейчас, – он сбегал в свою комнату: – Держи.

– Спасибо, – Виолетта накинула свитер Максима на плечи и обмотала рукава вокруг шеи.

– Что за викторина?

– У меня до третьего курса тройка по «истории оперного искусства» стояла. Профессор Поляков считал, что пою неплохо, а вот в оперной драматургии не разбираюсь.

– Это как?

– Я с ним поспорила насчет Онегина, – Виолетта встала, подошла к окну и потянулась к форточке.

Максим опередил:

– Открыть?

– Да. Душно.

«То ей холодно, то душно», – он распахнул створку. Дождь закончился, и в кухню ворвалась ночная прохлада вместе с запахом мокрой листвы.

Виолетта сделала неопределенный жест:

– Нас в школе как учили? Онегин – типичный представитель своей эпохи. В его личности нашло отражение сложное переплетение диалектики «старого» и «нового». И Ленского убил, идя на поводу у «мнений света», и любовь к Татьяне стала для него лакмусовой бумажкой. – Виолетта язвительно процитировала: – «Дожив без цели, без трудов до двадцати шести годов, томясь в бездействии досуга без службы, без жены, без дел, ничем заняться не умел». Фу! Создали философию на пустом месте.

Максиму дико захотелось спать.

«Еще пара заумностей, и у меня мозги закипят».

– При чем тут Онегин, моя бабушка, добротный флигель и викторина?

Виолетта словно не замечала иронии в голосе Максима:

– Один старец сказал: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». 15 15 высказывание преподобного Амвросия Оптинского

Максим сел за стол и опустил подбородок на сложенные руки:

«Приплыли. Так же вот и моей бабульке, наверно, мозги пудрила».

Виолетта поджала губы и выговорила:

– У Онегина все проблемы из-за отсутствия веры. Будь он с духовным стержнем, сумел бы возродиться. Но тогда, скорее всего, Пушкин не написал бы гениальный роман в стихах, а Чайковский – оперу. Вера без дел мертва!

Максим не понял почему последняя фраза прозвучала для него звонкой пощечиной. Может, потому что его возраст приближался к двадцати шести? Или дело во взгляде? Юданова смотрела на него строгим бабкиным взглядом. Без осуждения. С печальным укором. Словно он вновь «несмышленый» мальчишка, в очередной раз огорчивший бабушку и не заслуживающий материнской любви. Максим вскочил: