Сергей Корнев - Дофамин. Рассказы 18+

«Да, работаю. Помнишь, о чём я мечтал, когда мы ещё были вместе? Вот тем и занимаюсь», – проглотила Лера слова невидящими от слёз глазами. И не слушающимися руками набрала: «Я рада за тебя. Может, встретимся, пообщаемся?».

– Ты где пропала-то? Иди сюда! Чё я один-то тут сижу как дурак? – напомнил о себе Антон.

Сунув телефон в карман, она снова возвратилась в зал и села рядом с ним.

– Ты чё такая? Плачешь?

– Нет. Ничего…

– Да ладно, я же вижу. Давай, колись. Чё думаешь-то?

– Всё нормально…

– Это всё из-за того, что у меня нет работы? Не ссы, будет.

– Ты… как сидел раньше и ничего не делал, так и теперь сидишь и ничего не делаешь. Только обещаешь. А я должна на это смотреть. Я вообще-то девушка. Я слабый человек. Я не могу постоянно поддерживать тебя, – с отчаянием выпалила она.

Он хмыкнул:

– Не гоняй. У тебя просто нет стремления к жизни. Все разговоры только о смерти.

– Это не мешает мне стремиться к жизни. У меня есть только одно стремление – и оно к жизни.

Телефон завибрировал, и Лера мельком взглянула на дисплей: «Давай, если хочешь. Но я женат, Лер…».

– Это просто слова. А дел нет никаких, – раздражённо сказал Антон. – Подними жопу, сделай что-нибудь. Только плачешься. Я чё, разорваться должен? У меня до тебя вообще-то всё нормально было. А теперь… совсем как у Володи твоего стало, сука!..

– Я просто ошиблась… – она со страхом сглотнула слюну. – Я лучше буду одна. Мне тебя не вынести.

– Ты чё? – он слегка шлёпнул её ладошкой по щеке. – Головой, что ли. ударилась? А то я ударю, если что. Я тебе не Володя. Хорош. Давай пое**мся лучше.

Лера замолчала, подавив в себе слова и слёзы. Она заранее знала, что этот Новый год будет именно таким. Потому что уже давно так было. Ей казалось, что прошёл не один только год, а несколько долгих мучительных лет.

Её жизнь изменилась решительно и бесповоротно. Антон стал невыносим. Вдруг вспомнился Володя. Потом он начал вспоминаться всё чаще и чаще. Потом перестал выходить из головы.

Пока Антон ходил курить, Лера отправила: «Ого, ты женился? Поздравляю». Потом в течение получаса, всё то время, когда недружелюбный Антонов «дружочек» терзал невзаимную ему, холодную, Лерину «размежёванность», ответ от Володи не приходил.

Чтобы обмануть невзаимность «размежёванности», она повернулась к «дружочку» задом. Так было легче. Лицо Антона пропадало из виду, и «размежёванность» становилась чуть взаимнее, чуть теплее. Лера сосредоточивалась на себе и там, «внутри», прорывались и твёрдость, и мягкость, и боль, и лёгкость, и уверенность, и отчаяние. Антону всегда нравилась такая Лера. Она, по-женски отдавая себя до конца, до самой глубины, и в глубине этой не находя дна, не зная, как себя ещё «отдать», была готова на всё.

Через час, когда Антон удовлетворённо отдыхал, Лера сбегала в туалет, где с отчаянием написала ещё одну смс-ку: «Володя, я люблю тебя». Она хотела бы в ту же минуту умчаться туда, к нему, к любимому Володе, вернуть назад эти два года, прожить их по-другому.

– Лерка! – настойчиво донеслось из зала.

Но ей не оставалось ничего другого, кроме как обречённо проследовать до кровати и лечь рядом с Антоном. Поцеловать его. Обнять, потеребив ноготками волоски на его животе. Положить голову ему на плечо. И всё это с отвращением. И с тем же отвращением ждать очередной близости.

Антон взял её руку и вложил в неё мокрого от половой слизи «дружочка». Лера покорилась, она знала, что от неё требуется, и взяла «дружочка» в рот.

И тогда раскатисто грянула молния, разделив тёмное небо пополам, общую атмосферу невзаимности на два состава. Лерин состав был унижающимся, мучающимся, отчаявшимся, но терпеливым и разгорячённым. Антонов – возвышающимся, жёстким, удовлетворённым, но недовольным и стылым.

Истекающий половой слизью «дружочек» погрузился в очень горячее, отчаявшееся, но терпеливое, мучающееся и унижающееся лоно Лериных губ, а её голову обхватили возвышающиеся, удовлетворённые, но недовольные, жёсткие и очень холодные Антоновы руки. В тот момент Лера не видела никакого неба. Она видела только молнию.

Где-то там, промеж опережавших раскаты грома немых всполохов молнии, коротко втиснулся вибросигнал. Лера краем глаза взглянула на дисплей телефона. Володя. «Прости, Лера! Теперь уже ничего не вернёшь. Теперь у нас нет пути назад».

И всё закончилось. Она так и поняла – всё закончилось. У неё тоже больше не было пути назад. Вся её жизнь остановилась здесь. И здесь не было неба.

Оргия длилась до утра. Утром Лера лежала обнажённая поверх одеяла. Её глаза, устремлённые в потолок, плакали, а губы беззвучно шептали одно и то же:

– Почему?.. Почему?..

Когда она в первый раз увидела его, он ей совершенно не понравился. И хотя это неприятное знакомство длилось всего мгновение, ей ещё долго после того приходилось отгонять от себя мысленное «послевкусие».

В голове всё время сквозил странный тяжеловесный вихрь, который беспрестанно освежал в памяти мельчайшие подробности знакомства: оно, знакомство, поражало, странно удивляло сначала неожиданностью, потом необычностью и наконец перпендикулярностью относительно всего прежнего.

Но все эти волнующие внутренние достоинства не шли ни в какое сравнение с безнадёжной непривлекательностью внешности. Глаза – вот, что в тот момент определяло всё. И глаза не увидели в нём ничего интересного.

И лишь странный тяжеловесный вихрь не подчинялся всевластным глазам. Поэтому она вынуждена была пережить то необъяснимое «послевкусие». Впрочем, юный возраст (а её тогда поздравляли, кажется, с одиннадцатилетием) позволял с лёгкостью переживать не только «послевкусия», но и «предвкусия» и «вовремявкусия».

На самом пике переживания она сказала сама себе: «Когда у меня появится своя семья, то у меня будет самый-самый лучший муж и самые-самые лучшие дети». И тогда «послевкусие» постепенно потеряло свою силу.

Знакомство продолжилось примерно через год, но не оставило в памяти особенного следа. В четырнадцать она увидела его снова и вопреки самой себе задержала взгляд. Что-то в нём изменилось. Или в ней. В ней и прежде чего-чего, но равнодушия к нему не было, только теперь равнодушие поменяло градус с минуса на вероятный плюс. Хотя внешне она никак не дозволила этому проявиться. Просто маленькая галочка отложилась где-то в области сердца. Пожалуй, это и стало тем самым главным, основополагающим изменением – глаза больше не имели абсолютной власти. Абсолютную власть имели «галочки» сердца.

На пике переживания «послевкусия» она сказала маме:

– Знаешь, мама, когда я вырасту, и у меня появится своя собственная семья, у меня будет самый-самый… лучший муж и самые-самые лучшие дети!..