Александр Есентаев - «Игра»

Заметив перемены в отношении к ней Евгения, Инни не удивилась и даже сначала попыталась принять их, но всё быстро полетело кувырком под откос. Какая-то неистребимая зараза осталась в ней, постепенно незаметно набирала силы, а вновь выплеснулась в страшную болезнь. Что её спровоцировало? Сам Евгений или мелкие неурядицы на её работе – неважно, условную причину можно найти любую, истинно одно – снежный ком неизбежно должен был превратиться в лавину. Как-то вечером Инни вернулась домой и ласково улыбнулась вышедшему навстречу Евгению. Но в её глазах проявилась и грусть, и он понял окончательно, что мир начал разваливаться. Эта грустинка явилась последней капелькой, переполнившей его чашу неверия в надвигающийся крах. Вроде обычная грусть, способная появиться из-за случайной нелепости, недопонимания коллег по работе и всякой другой мелочи, но Евгений чувствовал Инни почти как себя, нет, он чувствовал её лучше себя и даже лучше её самой – в ней была особенная грусть, предвещавшая смерть. Обидно, что тогда он не поверил своим предчувствиям, ещё надеясь непонятно на что.

– Когда ты подала заявку? – тихо спросил он.

– Три дня назад, – очень спокойно ответила она.

Его не огорчили её слова, он знал, что заявка на «игру» подана, его сильно огорчило её спокойствие – спокойствие провидицы, непогрешимой в своей правоте. Евгений изучал статистику смертельных игр, когда терзания и самобичевания оставляли его ненадолго в те страшные дни первой «игры» Инни. Согласно статистике, львиная доля желающих поиграть со смертью отсеивалась ещё до начала испытания. С помощью специальных методов быстро выявлялись те, кто не понимает, на что идёт, и те, кто думает, что способен на такое. Им доходчиво и жёстко разъясняли ситуацию, и они с лёгким сердцем уходили. После первой «игры» из тех, кто выжил, не возвращалась почти половина, после второй уже меньше, и так далее. Всё логично и закономерно. Система работала, «игра» нужна была обществу, чтобы убрать на добровольной основе относительно гуманным путём недовольных собой, другими людьми, всем миром отчаянных голов, способных натворить бед. Очень популярна была в далёкие времена фраза, что пусть порок убивает сам себя, не задевая нравственность. Нравственные люди не лезут в смертельную схватку и не толкают туда порочных, даже разъясняют им неразумность этого выбора, но запрещать никому не будут. В настоящее время границы между играющими и не играющими со смертью людьми сильно размылись, но суть в целом осталась неизменной. Неужели Инни этого не понимает? Евгений надеялся, что, столкнувшись со смертью других людей, она образумится, но не тут-то было. Что её тянет «играть»? Недовольство собой, Евгением, всем миром? Нет! Жажда бонусов и славы? Только на капельку. Она просто верила, что способна всегда побеждать, и ей нравилось побеждать. Она могла бы победить по-настоящему, если бы продолжала развивать свои творческие наклонности, у неё всё бы сложилось – и приличные бонусы и определённая известность. Но она не хочет ждать, ей хочется уже сейчас впечатлять и покорять. За просто так! Но как Евгений уже отмечал, это невозможно в настоящем мире. Правда, если не сыграть в игру со смертью.

– Нам надо разойтись, – в том же тоне сказал Евгений.

– Хорошо, – заглянув в его глаза, ответила она чуть дрогнувшим голосом.

– Ты портишь и себе и мне жизнь. Я думал, что у нас любовь, а на самом деле какое-то истязание, мучение, я устал от всего этого, – он вздохнул. – Впрочем, это уже никакого значения не имеет, ты обрекаешь себя на гибель, – он специально обострял, надеясь, что разрыв их отношений, образумит Инни, ведь до вызова на «игру» может пройти и месяц, а может, если повезёт, и два. Пусть она покинет его навсегда, он согласен потерять её, но зато она останется жить. Да грянут перемены!

Но ей хотелось его понимания, поддержки, ведь она рискует жизнью не ради порочных благ, ей просто хочется ещё раз пройти смертельное испытание, она верит, что рождена победительницей. Её обидчивый взгляд говорил, что она заслуживает большего. А он пытался ответить глазами, что согласен, но для этого надо время, чтобы не только он, но и другие смогли по-настоящему оценить её. Надо иметь терпение. Но у Инни было нетерпение сердца, и она надеялась на его поддержку. И тут её прорвало.

– Ты хочешь приятной тихой любви без споров, претензий? Ты много работаешь, но мало зарабатываешь, а вечером занят своими увлечениями; и у меня всё схоже, разве что я чуть меньше отдаю и чуть больше получаю; иногда мы общаемся по душам, гуляем, что-то празднуем, раз в год берём отпуск и путешествуем. Пусть даже родится у нас ребёнок, которого мы будем периодически видеть, радуясь его успехам, – она сделала паузу, чтобы перевести дух, а потом более спокойно подытожила. – Я запомнила твои мечтания! А что такая любовь с тобой может дать мне? Зачахнуть со временем? Превратиться к восьмидесяти годам в уважаемую особу и наслаждаться наконец-то достигнутым всеобщим вниманием? Что даст мне твоя усидчивость в работе и доброта в доме – только серую жизнь, как у всех. Знаешь, я согласилась бы на всё это с тобой, будь внутри тебя мир светлее. Если бы рядом с тобой таким обычным внешне я горела бы, обогащаемая теплом, исходящим изнутри тебя. Тогда я жила бы тобой. Но с таким как ты есть на самом деле и снаружи и внутри я жить не хочу. Мне надо что-то ещё, – сгоряча в обиде выплеснулась она.

– Вот поэтому мы должны расстаться, чтобы ты нашла кого-то или что-то ещё, но только не «игру», – уравновешенно и непреклонно, словно остужая её пыл холодом здравого смысла, ответил Евгений.

– Ты боишься, что я проиграю? – резко спросила она.

Евгений с неопределённым видом промолчал. Он не хотел её необоснованно пугать или успокаивать, считая, что не может знать, да и не хочет знать, что ей уготовано судьбой. Он, конечно, хотел бы, чтобы она всегда побеждала, но математическая вероятность и внутренний голос утверждал, что это невозможно, что она должна погибнуть, как и большинство ловцов удачи у смерти. Только избранные, обладающие сильнейшей волей и целеустремлённостью, которые подкрепляет физическая крепость и невозможная вера в себя, притягивающая чуточку фортуну, способны пройти больше трёх-пяти кругов ада. Инни к таким не относилась.

– Ты всегда был нерешительным человеком, хотя мог быть и другим. Иногда я чувствовала в тебе что-то особенное, но ты хочешь быть как все. Я в тебя верила, надеясь, что ты найдёшь себя, но ты почему-то находишь совершенно другое, – печально насмешливо продолжила она.

– Я мог бы поддержать тебя в любом начинании, только не в этом бессмысленном ужасе, – упрямо твердил Евгений.

Инни кивнула тихонечко головой и, как-то резко поникнув, произнесла. – Ты прав, у нас не было любви, а только мучение и непонимание, – она просительно подняла глаза. – Мне не хотелось бы сейчас переезжать, сможешь потерпеть месяц, другой, я не буду тебе мешать, – она чуть улыбнулась и тихо добавила, – впрочем, я и раньше тебе особо не мешала.