Cергей Евсеев - Чемодан, вокзал, Россия. Сборник очерков и рассказов

– Ну да, ну да, конечно, – отвечает растерянно Федор Иосифович.

У нас с ним перепалка словесная в марте случилась на фоне крымских событий.

– Так а что там, в Одессе? Что ты так разволновался-то, дружок? Ну, загорелся случайно Дом профсоюзов, ну обгорело несколько человек, понятное дело… Но это же не майдан, когда сто с лишним человек погибли!

И тут меня накрыло с головой: не знаю уж, что я ему сказал, и сказал ли вообще что-то. Только смотрел и смотрел, и не верил: тот ли это Федор Иосифович. Что произошло с людьми? И где вообще те милые-добрые люди, киевляне, которых я знал раньше, уважал и любил? Потом махнул рукой, не в силах что-либо вообще говорить больше, да и пошел к себе на рабочее место. Напоследок попросил только, чтоб разговор этот между нами остался.

Как же – между нами! Весь апофеоз как раз в том и заключается, что «настучал» старик молодому нашему редактору – слил, в общем, меня со всеми, значит, потрохами вперемешку со слюнями и слезами.

Уже в конце дня, когда я более-менее успокоился уже, тупо вперившись в монитор компьютера и кое-как вычитывая редакционные тексты, – заходит в нашу комнату редактор, садится вальяжно напротив меня и начинает издалека: как, мол, семья и дети, все ли здоровы, всё ли в порядке? Как вообще жизнь?

Я сразу смекнул, в чем дело, и бухнул ему прямо:

– Я ничего, в порядке. Федор Иосифович, что ли, накапал? Так забудь!

В общем, повоспитывал меня парень, тридцать с хвостиком лет всего от роду, посоветовал побольше гулять и меньше смотреть новости, особенно российские. И не реагировать вообще так остро на политику!

Я, в общем-то, умею себя в кулак зажать – в таких вот особенно случаях. Офицер как-никак. Хоть и бывший. Но тут опять не сдержался и резанул прямо в глаза своему юному начальнику глядя:

– Может, мне еще посмеяться по этому поводу?

А сам чувствую, волна эта чертова, горячая, на меня снова накатывает. Но держусь изо всех сил. А тот посмотрел на меня внимательно и говорит:

– Иди-ка, домой сегодня пораньше. А может, к врачу еще заглянешь по дороге?

И при этом все в глаза мне заглянуть норовит.

Взял я ветровку свою, попрощался и пошел. Но на пороге снова не удержался:

– Спасибо, – говорю, – хоть санитаров не вызвали!

Но в психи-то все равно, считай, записали (точно так же, как официальные одесские власти ныне хотят представить неадекватными всех тех, кто приносит цветы на Куликово Поле, к месту массовой казни людей!).

…И ведь было это все уже, было! И книги об этом обо всем написаны – десятки прекрасных книг: Ремарк, Хемингуэй, Б. Васильев, К. Симонов, Ю. Бондарев, В. Некрасов, М. Булгаков…

Почему же опыт предыдущих поколений никого ничему не учит? Почему люди якобы благими намерениями снова и снова выстилают себе дорогу в ад?

В сентябре 1966 года на митинге у Бабьего Яра в Киеве замечательный писатель и человек Виктор Платонович Некрасов произнес несколько коротких и простых фраз, которые вошли в историю. Смысл сказанного заключается в следующем: да, в этом страшном и святом месте погибли не только евреи, но и украинцы, русские, поляки. Но только евреев здесь расстреливали именно за то, что они евреи. В этом суть совершенного против одной нации преступления, великой трагедии народа, названной холокостом и навеки осужденной (так нам казалось!) человечеством.

Кто мог подумать, что еще не успеет уйти в иной мир поколение людей, помнящих ужасы Второй мировой войны, как все повторится снова.

И снова черные силы призывают убивать жидов и москалей. И это в 21 веке! Что это, страшный сон? Нет, это действительность, жестокая реальность наших дней. Только теперь геноцид направлен именно против русских на Украине, вернее, всех тех, кто по духу, сознанию и образу мыслей относятся к русским, не желая признавать оголтелый национализм, человеконенавистничество, ксенофобию, насаждаемую официальным Киевом под видом украинского патриотизма. Жителей Новороссии, людей Донбасса, сказавших решительное НЕТ этой оголтелой политике новой, пришедшей к власти незаконным путем верхушке Украины – беспощадно уничтожают, поливая мирные города и села шквальным огнем из тяжелой артиллерии и гранатометов. А под завязку – еще и безжалостно «зачищают» вынужденно оставленные ополченцами населенные пункты, действуя там по отношению к населению хуже фашистов, приравняв всех подряд к террористам и даже – внимание! – оккупантам.

Это страшное преступление против собственного народа. И нет сомнения в том, что ему рано или поздно будет дана адекватная оценка со стороны мирового сообщества, здоровый голос которого уже, слава Богу, и сейчас прорывается сквозь плотную информационную блокаду.

Невозможно понять и принять другое, а именно: что случилось с людьми в том же Киеве? Некогда милыми, добрыми людьми, а ныне – превратившимися в настоящих зверей, судя по их прилюдным высказываниям. Откуда столько злобы и ненависти по отношению к части своего же собственного народа? Как с этим вообще возможно жить дальше?

Ведь со многими, повторюсь – милыми, начитанными и обаятельными некогда людьми – стало невозможно, а порой и просто страшно общаться. Невозможно спокойно ходить по улицам, магазинам, ездить в общественном транспорте…

А недавний случай в собственной редакции стал для меня и вовсе последней каплей. Две немолодые уже корректорши, обеим за шестьдесят, обе, к слову, русскоговорящие и более того, с чисто русскими фамилиями, глядя в свои мониторы, поочередно восклицали, поддакивая друг другу: мол, вырезать надо эту заразу на корню, выжигать каленым железом…

Долго я старался держаться, но тут не выдержал. Высказался, что, дескать, как вам не стыдно и все такое.

Боже, что тут началось! Накопившиеся ненависть и желчь тотчас же обрушились на меня. Не помню как, вылетел я из корректорской, от своих, собственно, подчиненных. В память врезался последний эпитет, брошенный в мой адрес: «Русский агент!» Сразу повеяло тридцать седьмым годом и стало откровенно страшно. Не за себя – за людей. И за всю страну, которая, кстати, наравне с Белоруссией в большей степени, чем кто-либо, хлебнула ужасов фашизма.

Когда же люди наконец прозреют и посмотрят на все происходящее нормальным человеческим взглядом? Возможно, тогда, когда преступная сущность нынешнего режима коснется конкретно каждого.

А вот от вируса человеконенавистничества, вируса нацизма так просто не избавиться. Ни в обществе, ни в конкретном человеке. Здесь без радикального, хирургического вмешательства, как показывает история, не обойтись. И в этом суть трагедии нынешней Украины, неуклонно загоняющей себя на эшафот. Катастрофа неминуема. Но станет ли это для грядущих поколений уроком? На фоне всего происходящего сейчас – вопрос риторический.