Василина Орлова - Замалчивание

Зато окружающие не молчат. Их мерзкая привычка спрашивать одного о делах или местонахождении другого не даёт вам вздохнуть. Уж они-то не умеют считывать искры во взгляде. Устроить бы скандал и разворотить тут всё.

Время не лечит, зато примиряет с реальностью, пусть и насильно. Оказывается, у вас много общего: шумные соседи, борьба за внимание и принятие, бессонные творческие ночи. Ты молчишь об обмороках и любимой скрипке; она молчит о том, что учится играть на гитаре ради тебя и думает о вас чаще положенного (кто куда что положил, спрашивается).

Вы учитесь шутить и говорить, но чаще молчите. Молчите словами и говорите полукасаниями.

Вот уже несколько недель Иоанна не покидало чувство, что жизнь его рассыпается на части, проходит сквозь пальцы, как песок, и ускользает. Виной тому была болезнь? Беременность жены или затянувшийся творческий кризис? – Иоанн не знал этого. Он знал только, что не в силах ни на что повлиять, ничего изменить. Доктор Нигадюк назвал это обычным сплином, но Иоанн знал, что доктору свойственно – немерено или нет – недооценивать состояние пациентов. Шизофрению Винсент приравнивал к простуде, депрессию к насморку, ПТСР к аллергии на пыльцу и так далее. Словом, временами доктор был абсолютно бесполезен.

Иоанн опрокинул в себя ещё один стакан и, как следует размахнувшись, с силой ударил ладонью по барной стойке. Упругое розовое тело с грохотом впечаталось в жёсткую поверхность, и ладонь Иоанна лизнула тянучая боль. Она отрезвляла, помогала собраться с мыслями, сконцентрироваться на реальности.

– Налить вам ещё? – обеспокоенно спросил бармен, и Иоанн безразлично кивнул, хотя и не собирался больше пить.

Он сходил с ума, это было ясно. Но что послужило поводом для обострения болезни? Жена? Переезд? Стресс, накопившийся за год?

Бармен поставил перед Иоанном стакан, наполненный почти до середины.

– Что-то ещё?

Иоанн покачал головой. Нет, ему ничего больше было не нужно. Ему был нужен только покой, нужно было убежать от реальности, раствориться, исчезнуть, растаять…

Иоанн выпил.

Рядом с ним на высокий жёсткий стул опустилась бледная голова, покрытая чёрными кудрями.

– Вам бы пора остановиться, – заметила голова дружелюбно, но было что-то горькое и одновременно лживое в этом дружелюбии. – Вы даже сидя пошатываетесь.

Иоанн раздражённо отмахнулся и сделал бармену знак, чтобы налил ещё.

– Вы ничего не понимаете, – пробормотал Иоанн. – Это лекарство.

– От чего? – прошипели чёрные кудри.

– От реальности.

– И вам помогает?

Иоанн неоднозначно повёл плечами, сам не зная, как ответить незнакомцу. Хотелось уверенно воскликнуть «да!», вот только это была бы неправда.

– Вам стоит быть осторожным. Я помню, как ваш сосед напился и укокошил собственную жену. Тогда ещё невесту, вообще-то… Но очень плакал, и труп потом выкопал. У них теперь трое детей. Впрочем, останется два. Она первенца себе возьмёт. Мёртвое к мёртвому.

Иоанн поражённо уставился на незнакомца. Тот был весь какой-то белый и тонкий, но сам одет во всё чёрное и с змеящимися чёрными же кудрями. В глазах у него подрагивали маленькие льдинки, узкий нос крючковатой спицей загибался к розовым влажным губам.

– Я вас не понимаю, – пробормотал Иоанн.

– Я вам больше скажу, вы про наш разговор или совсем забудете, когда проспитесь, или запомните неправильно и все мои слова переврёте. Так всегда бывает.

– А о ком вы говорили? Про соседа.

– Про вашего соседа и говорил. Вы знаете, когда один раз убьёшь, пусть и случайно, потом трудно остановиться. Зло оно, знаете, затягивает. Даже не зло, а чувство вседозволенности, безнаказанности. Пьянящая власть над тем, кто слабее. От этого непросто отказаться. Как с наркотиками: живёшь от рецидива до рецидива. Срывы разные, конечно, бывают, не обязательно в точности, как первый. Но всё равно неприятно. Мёртвым-то плевать, а живые мучаются.

– Кажется, я вас раньше никогда не видел… Простите, мы знакомы? – спросил Иоанн, абсолютно сбитый с толку. Он никак не мог понять, в чём же было дело: незнакомец городил чепуху? Или сам Иоанн действительно так перепил, что перестал понимать, что ему говорят.

– О, нет! Конечно нет! – голова обножила ряд иссиня-белых зубов, острых, как тонкие клинки, и рассмеялась. – Я совсем недавно приехал в Большие Василинки. Буквально, только что. А когда я жил здесь прежде, вас ещё не было.

– Вот оно что…

– А теперь, простите, мне пора идти. Я только что с дороги, снял комнату в мотеле. Берегите жену, вашу воскрешать даже я не возьмусь.

И прежде чем Иоанн успел что-то ответить, незнакомец вскочил на ноги и растворился, словно его никогда здесь и не было.

– Налейте мне ещё, – попросил Иоанн, опрокидывая в себя оставшуюся выпивку и окончательно убеждаясь, что сходит с ума.

На место, где только что сидела говорящая голова с льдистыми глазами, резво вскочила, как всегда, полураздетая Джессика в коротком топе и шортах, не скрывающих почти ничего.

– А, это вы! – она деланно удивлённо распахнула тёмные бусины глаз и часто заморгала густо накрашенными ресницами.

Иоанн хотел поздороваться, но вместо этого только вяло кивнул. Джессика улыбнулась и слегка наклонилась в сторону: так, чтобы оказаться ближе к Иоанну.

– Давно тут сидите? – спросила она.

– Не знаю, наверное.

К ним подошёл бармен и вопросительно уставился на Джессику.

– Коктейль «Психосексуальная травма», пожалуйста.

Бармен с пониманием улыбнулся и принялся что-то смешивать, двигаясь так быстро и ловко, что Иоанна начало мутить от этих мельтешений.

– Тебе не рановато пить? – спросил он, косясь на Джессику.

Она только хихикнула, прикрывая вымазанный в яркой помаде рот очаровательной пухлой ладошкой:

– Это безалкогольный коктейль, – пояснила Джессика. – В нём только сливки, какао и мёд.

– Странноватое название для какао с мёдом, – Иоанн скептически приподнял чёрную бровь. – Как-то звучит совсем не по-детски.

– А что вы знаете о психосексуальных травмах? – Джессика задорно рассмеялась, словно Иоанн пошутил. – Когда ещё их зарабатывать, если не в детстве?

От этого замечания Иоанну стало совсем не по себе, и он залпом опрокинул в себя ещё один стакан. Алкоголь больше не обжигал и не согревал, не делал, кажется, совсем ничего.

– Пожалуй, мне уже хватит, – пробормотал Иоанн.

– Уходите? – голос Джессики вдруг стал совсем детским, она схватила Иоанна за запястье и уставилась на него своими страшными, совсем недетскими глазами.