Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга вторая. Блажен кто смолоду был молод

Эти фотографии тоненькой стопочкой лежали рядом с семейными альбомами на книжной полке. Смотреть на обнаженных фотомоделей было волнительно. Женщины на фотографиях имели такие красивые тела, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Стройные ноги, длинная шея, округлые груди. Особенно понравилось Вере то, что ее собственная грудь была гораздо меньше, чем грудь этих белокурых красавиц. Одного она не понимала: зачем красивые дамы фотографировались без одежды, но в туфлях на высоких каблуках? Ведь босиком они бы выглядели более натурально. Вот этим непониманием и поделилась она со своей тайной подругой Ириной за несколько дней до нынешнего пионерского сбора.

Шушуканье в классе нарастало, а Вера никак не могла определиться с правильным ответом: или ответить по-человечески, то есть промолчать, или по-пионерски.

«Как я много болтаю! – пыталась Вера рассуждать разумно. – Но что я сделала плохого? Не я, а женщины поступали плохо, раздевшись перед фотографом, хотя они взрослые, им можно. Нет, я лучше возьму свои слова назад!.. Нет, я лучше буду молчать как рыба!.. Нет, я скажу правду, как пионерка!.. И что? Тогда я подставлю Марину, и ее, как и меня, исключат из пионеров!.. О, что же мне делать?..»

В какой-то момент все вокруг представились ей ожившей картинкой, с которой Вера воображаемой резинкой уже стирала себя и Марину, но… реальность оставалась реальностью, ее нельзя стереть, ее нужно только прожить, а это – жестоко!

– Шевченко, мы все ждем от тебя правды!

Светлана Васильевна двумя пальцами подняла опущенный подбородок притихшей девочки, чтобы заглянуть в ее глаза.

– Ну, говори же! Ты видела этих голых женщин? Ты ведь знаешь, что смотреть такие фотографии нехорошо, недостойно пионерки?!

Потом она уверенно развернула Веру к классу на всеобщее обозрение, а сама отошла к окну. Девочка по-прежнему стояла у доски и смотрела в пол, на котором лежали бумажки, чей-то поломанный карандаш. И Светлана Васильевна взяла последнее слово:

– Хватить отпираться! Значит, так, ты смотрела на фотографии голых женщин и это скрыла от своих товарищей! Вы с Семеновой занимаетесь втайне грязными делами?

– Д-да, – заикаясь, произнесла Вера, и весь мир потерял краски, став серым и грустным.

***

Прошло полгода после этого внеочередного собрания. Вера перестала улыбаться, в школе говорила только по необходимости. Дома она чувствовала себя лучше, но ее предательство Марины оставалось предательством и не позволяло девочке радоваться солнечному дню или хорошей оценке. Даже глазунья в шипящем на сковородке сливочном масле стала приедаться.

Только чтение книг помогало девочке не думать о своей жизни, это стало для нее самым любимым занятием. Хорошо, что мама теперь пропадала на работе и не мешала ей жить жизнью ее любимых героев.

У Веры появилась первая настольная книга «Динка». Динка, дочь революционера, стала для нее верной подружкой. Вместе с ней она смеялась над ее детскими шалостями, вместе с ней она плакала взахлеб, когда читала о смерти маленькой дочери бедной женщины, которая уходила на работу, оставляя малышку одну дома. Годовалая смешная девчушка сгорела в пожаре, вспыхнувшем от зажженной свечки, стоявшей перед иконкой.

«Какой жестокий боженька изображен на иконке. Вместо того чтобы защитить девочку, он ее погубил. Если бы портрет Ленина висел на стенке, то девочка жила бы себе и жила. Под портретом Ленина совсем не обязательно зажигать свечки, его и так хорошо видно со всех сторон», – думала Вера, и ей очень хотелось изменить эту историю в книге, и она вновь перечитывала эту главу, но каждый раз девочка умирала, Динка плакала, а вместе с ней рыдала Вера, забывая свое собственное горе.

С приходом зимы Володя брал дочь кататься на лыжах за городом, а после прогулки мама готовила вкусные воскресные обеды. Вера была благодарна родителям за то, что они не лезли в ее душу с советами и утешениями, но когда наступала ночь, то перед закрытыми глазами появлялась одна и та же картина: темный класс и несчастные глаза Марины. Себя Вера в этом сюжете заметить не успевала, потому что начинала плакать, стараясь выплакать все слезы, но на следующую ночь их накапливалось еще больше.

После новогодних каникул Римма не выдержала такого печального положения вещей и решила проявить родительскую активность.

– Вера, ты мне брось эту дурацкую привычку нюни распускать. Уже шесть месяцев прошло, а ты ходишь как скисший огурец. Возьми телефон, позвони Марине Семеновой и извинись, как это положено нормальному человеку! – почти приказала она дочери.

– Мама, я не могу. У меня просто не хватит голоса. Я предательница, как ты меня еще кормишь? – пробовала она сопротивляться, но Римма не сдавалась.

– В тебе достаточно и разума, и голоса тоже хватит, чтобы извиниться за содеянное тобой зло. Хорошо, что Марину оставили в пионерах, и за это – слава богу. Вера, а не кажется ли тебе, что ты эгоистка? Ведь просит прощение не тот, кого обидели, а тот, кто обидел.

– Мама, как ты не понимаешь? Предательство не прощают! Предательство нельзя простить никогда!

– Да? Я же тебя прощаю, когда ты просишь прощения за свои нехорошие поступки… Не хочешь звонить Марине – тогда звони Ирине и скажи ей, чтобы она завтра же вернула книги в мою библиотеку!

– Мама, я лучше позвоню Марине! Но сначала я прорепетирую…

Репетиции не прошли даром. Тщательно подобранные слова покаяния уже ждали своей очереди, когда Вера взяла телефонную трубку в руки, но вместо того, чтобы набрать телефон Марины, она принялась усиленно дышать, как будто собиралась нырнуть в морскую пучину. «Звони!» – приказала мама, и девочка без промедления набрала нужный телефон. Разговор был короткий. Марина приняла извинения и вежливо попрощалась.

– Вера, идем кушать. Я пельмени наварила. Зови всех к столу.

Вера улыбнулась впервые за столько месяцев и почувствовала страшный голод.

После истории с фотографиями голых женщин, позирующих в обуви на высоких каблуках, Светлана Васильевна решила пересадить Веру на новое место, за вторую парту в среднем ряду. Теперь девочка сидела с самым противным в классе второгодником, которого звали Юрой Дурасовым. Никто в классе не смеялся над прямо говорящей фамилией Юры, потому что он был настоящим бандитом, плечистым, высоким и, может быть, красивым, но Вера ничего не понимала в мальчишеской красоте, ее просто интриговало его поведение, независимость и авторитет среди одноклассников.

Никто из одноклассниц не соглашался сесть с Юрой за одну парту, но от Веры согласия не требовалось, ее подсадили к Дурасову, и весь сказ. Второгодник Юра не подозревал, что к его новой соседке нельзя прикасаться.