Евгений Орлов - Период третий. Сельские студенты (техникум)

Савелий Павлович даже похвалил меня:

– Молодец, хоть и рассказываешь, как больно было, но сумел в одном нерв убить. Вот мы сейчас удалим его и сделаем из зуба конфетку. – Но когда он рассверлил сильней канал и стал удалять нерв какой-то проволочкой тоненькой, зуб заболел так, что я не выдержал и закричал, что было мочи. А из глаз потекли слёзы. Вытирая полотенцем выступивший на моём лбу пот, врач успокаивал:

– Крикнуть пришлось, но зато уж этот зуб никогда больше у тебя болеть не будет. К тому же мы его теперь так заштукатурим, что он крепче нового будет.

Пока он манипулировал с зубом, меня била мелкая дрожь от пережитой боли и страха. Для себя решил, что лечить больше не соглашусь ни один зуб. Потому что, когда нерв удаляют, боль получается такая, что даже представить невозможно, как я вынес её. Закончив пломбировать, он предупредил меня, чтобы три часа после процедуры не кушал. И заявил, что сейчас на оставшиеся два положит новую порцию мышьяка. Но я остановил врача:

– Знаете, Савелий Павлович, я эти зубы лечить не буду. Вы говорили, что мышьяк убьёт нерв, и я не почувствую, как его удаляют, а мне было так больно, что раньше даже зубы никогда так сильно не болели.

– Понимаешь, я сам тоже редко встречаюсь с такой практикой, что нерв не удаётся уничтожить полностью. Но такое бывает. Зато, хоть ты и сильную боль перенёс, но она была не продолжительной, и зуб навсегда обезболен и защищён от разрушения.

– Но я всё равно лучше остальные выдерну. Там хоть уколом замораживают. И когда рвут зуб, не так больно, как когда Вы этот нерв вырывали.

– Дело хозяйское, но в таком случае, по возможности, приезжай, запломбируем хоть те, в которых нервы ещё не оголились, а дупла уже образовываются. Мы их совершенно безболезненно почистим и законопатим. Хорошо?

– Хорошо. Если это не больно, то я обязательно приеду.

Когда вышел из кабинета, в коридоре столкнулся со своей знакомой и сразу же возникла мысль решить проблему с самым болезненными зубом. Поздоровавшись, спросил:

– У вас вон сегодня никого уже в очереди не осталось. Можно мне укол сделать и вырвать зуб, который меня уже замучил. Даже спать из-за него не получается.

– А что Савелий Павлович сказал?

– Так он мне сегодня в одном нерв удалил и запломбировал его. Только пока нерв удалял, я орал как бешенный. Поэтому сказал, что лучше вырывать буду, чем так нерв этот терпеть приходится. Вырвите?

– Ты же уже натерпелся сегодня. Давай в другой раз.

– Не, до другого раза он меня совсем замучит. А так, я уже в Таловой, и у Вас народу нет.

– Ладно, уговорил. Заходи, я скоро вернусь.

После укола мне разрешили ожидать, пока занемеет, в кабинете. Усадили на кушетку, потому что кроме меня на приём никого не осталось. Расспрашивали про учёбу. Пока ожидали, поделился предположениями, почему меня так мучает зубная боль. Рассказал и о том, что с младенчества мёда много поедал и о том, что в колхозе застудился сильно. И наверно слишком рано я сказал, что во рту десна уже одеревенела, и даже язык совсем плохо слушается. Врач заставила пересесть в кресло, попросила сестру подержать у меня над грудью специальный изогнутый лоточек и приступила к удалению. Я уже привык, что при удалении сначала почувствуешь такой треск в десне, немного боли, и сразу же заставляют сплёвывать кровь. А тут треска не дождался, но усилия врача отдавали очень сильной болью. Не такой сильной, как во время удаления нерва, но всё равно сильной. Хоть и сдерживал себя со всех сил, но начал стонать даже. А врач сокрушалась:

– Не везучий у тебя сегодня день, Евгений. Зуб раскрошился, по частям теперь удалять приходится.

Мучила она меня очень-очень долго. Заставляла сплёвывать кровь и полоскать во рту, и продолжала. То ли от боли, то ли от страха, но я даже сомлел неожиданно. Очнулся от резкого запаха нашатыря. Замотав головой, с трудом выговаривая слова из-за засунутых за щёку ватных тампонов, попросил:

– А вы мне ещё уколите побольше новокаину, а то терпеть уже никак не получается.

– Не выйдет. После укола долго ждать нужно, а у тебя и так уже гематома образовывается. Нужно срочно остаток корня удалить, чтобы серьёзных неприятностей избежать.

– А я не буду Вам рот открывать, потому что все больно очень сегодня делаете.

– Придётся, Женечка, пересиливать себя. Не собираешься же ты умирать от заражения? Пока передохни немного, во рту пополощи, а ты, Зоя, беги быстренько к Савелию Павловичу, пусть всё бросит и придёт поможет мне.

Савелию Павловичу она объяснила, что зуб раскрошился, что остатки она удалила, а большой осколок корня уходит в сторону соседнего зуба и не вытаскивается, и не шатается даже. Он зашёл с той стороны, где раньше стояла медсестра, и предложил:

– Давай я ему сейчас голову придержу, а ты спокойно и с большим усилием попробуй изменить положение корня, перемещая его не наружу, а к третьему зубу. Может, так удастся нарушить его сцепление.

При этом он одной рукой крепко прихватил мою голову, а другой придерживал за щёку, противоположную от вырываемого зуба. Несколько раз врач пробовала вырвать этот корень, но у неё ничего не получалось. Я уже не стесняясь кричал во весь голос. От боли и от страха сидел с закрытыми глазами, а они стали долбить мне во рту, как мне показалось, зубилом и молотком. Правда, когда открывал глаза, зубила не видел, но какой-то маленький блестящий молоточек врач в руке держала. Я умудрился ещё раз потерять сознание, а когда очнулся от нашатыря, то увидел врача, чуть ли не плачущую от счастья. Она показывала мне в щипцах какой-то окровавленный кусочек чего-то и твердила:

– Мы с Савелием Павловичем совершили чудо! Не разрезая твоей щеки, вызволили огромный корень, который аж на место соседнего зуба забрался. И тебя от последствий неприятных защитили, и свою работу на отлично выполнили. Кость на челюсти со временем восстановится, ранка затянется, и будешь как новенький. Только от еды сегодня воздержись, и во рту придётся пополоскать марганцовкой.

Во время этих процедур я натерпелся такого страху, что потом никак не мог заставить себя поехать запломбировать хотя бы те зубы, которые, как врач сказал, будет не больно пломбировать.

Ещё раньше у меня приключилась другая беда с чирьями. Тело начало покрываться ими ещё в колхозе. По приезду в техникум три чирья на голенях ног постепенно прорвались, и я выдавил из них огромное количество гноя. После этого на месте чирьев образовались большие углубления. Я даже переживал за то, что теперь мне спортом станет труднее заниматься, потому что выгнили большие куски моих мышц. Колька спросил у своего преподавателя ветеринарии, что мне теперь делать с этими чирьями. Тот ему сказал, что если мне удалось удалить весь гной, то нужно намазывать ранки зелёнкой, и чирей не возобновится. Я так и сделал.