Екатерина Аполлонова - Кафе. Читай по главе в день

Я живо представила себе портрет его «музы». Воображение цепляется за княжескую осанку – я даже не знаю, какая фигура, не могу рассмотреть. Вижу только осанку, медленные грациозные движения и взгляд. Мудрой хищной птицы. Он внимательный, смелый, спокойный, и в нём читается недопустимость приближения к «птице» сверх того, что она позволит, дабы не нарушить покой вокруг неё. Тот покой, который создаётся уверенностью хищника (не жертвы) в том, что никто помимо его воли не вторгнется в его пространство.

Мы столкнулись у кассы, девушка снова прошла мимо меня, выражая всё те же раздражающе двойственные флюиды. И мне невольно пришёл в голову вопрос: «А когда уже наступит такой возраст, что я не буду думать о внешности, фигуре?»

Кто-то внутри, кто задал вопрос, тут же ответил, что, во-первых, мне нравится заниматься своей внешностью, и я делаю это, не напрягаясь, всю жизнь, и это входит в мои радости жизни. Поэтому первый ответ: такой возраст не наступит никогда. И следом мысль о том, что я с детства учусь не врать себе и миру, учусь снимать социальные маски и не делать вид, что я есть та, кем не являюсь. То есть возраст, когда я принимаю себя такой, какая я есть, со всеми особенностями внешности и её проявлениями, – всегда. Он был всегда и, чувствую, будет длиться ещё какое-то время.

Я с десяти до семнадцати лет жила в городке, где люди внешне очень непохожи на меня. Они принадлежат к этническому типу, для которого характерны такие черты: невысокий рост и смуглая кожа. А стандартами красоты были маленький рот, узкие губы, тоненький аккуратный носик и «вместо глаз – очи». Особенность населения. Я же диаметрально противоположна по всем показателям. Меня воспринимали или как «безобразную», или как «прекрасную». Первое вызывало чувство опасения: человек с непривычным образом непредсказуем. Второе – зависть и ревность. Третьего не было. Равнодушным я не оставляла никого.

У меня было ещё много особенностей, на которые резко реагировало общество: характер, социальное положение, особенности мышления, способ коммуникации… Поэтому внешность – это то, что мне впоследствии удалось отпустить легче всего. Как-то даже само собой получилось. Другие обстоятельства давили так, что… Спасибо, словом, этому особому миру за всё пройденное. По крайней мере, я до сих пор ни разу не «укололась», то есть не сделала косметических операций: не надула губы, не растянула щёки, не переделала себе нос. Считаю, что возрастные изменения на лице и фигуре идут в ногу с моим психическим и профессиональным развитием. Успевают за ростом моего статуса в моих же глазах.

У каждого из нас открыта возможность наслаждаться собой в том периоде жизни, в каком сейчас находишься. В одном возрасте открыто одно – закрыто другое. Меняется возраст – меняются возможности. Но плыть по течению не так-то просто.

***

Первый раз пишу главу в другом городе. Здесь кафе, которое я очень люблю за тишину. Но оно (как и весь город) любит шутки. Я не одна в зале. Здесь несколько посетителей, и все они сидят, как мышки, в ноутбуках, телефонах, книгах. И только один – он есть всегда – звонит без конца по телефону, разговаривает на весь зал, мы все его слышим, мы погружены уже во все его проблемы. При этом я пишу. Стараюсь, чтобы мысль не спотыкалась о его ипотеки, договоры и разборки – кто и почему не взял вовремя трубку.

Я сделала замечание. Парень за столиком напротив улыбнулся и кивнул мне в знак благодарности. «Говорун» бегло извинился и понизил тон. Ненадолго. Да и я не была резка, как умею. Мне иногда и не нужно. Внешность, опять же, она выражает принятие себя и своей позиции. Я уверена в том, что я являюсь тем, кем я являюсь: пустой формой пустоты, изменяющейся по обстоятельствам и импульсам. Комфорт был нарушен. Теперь – восстановлен. Кажется, в минуту раздражения я была «безобразна», теперь – «прекрасна». Но разница с моей жизнью в детстве сейчас в том, что есть и третий вариант, и четвёртый, и ещё много-много. Какая я? Разная. Потому что я доверяю природе и синхронна с ней. Она разная – я разная. Она меняется – я меняюсь. С пластикой и фиксаторами мышц на лице вряд ли бы мне удалось быть с ней в гармонии. Скорее, это был бы нелепый диссонанс.

Когда же в моду войдёт невыспавшийся, всклокоченный образ? Чтобы сейчас я не просто сонная и вялая сидела в кафе и писала новую главу, а сонная, вялая и модная… Когда? А, уже вошёл! Раз я думаю, что я модная, – значит, я модная. Мы сами творцы своей реальности.

В последнее время много работы. А сейчас я в другом городе. Приехала сменить обстановку, отдохнуть. В планах встретиться с новыми людьми, пообщаться на новые темы. Отдых – это смена занятий. Для меня точно!

В кафе. Позавтракала. И меня ужасает мысль о том, что вот-вот я пойду в номер, где останусь наедине с кроватью и возникнет возможность лечь поспать. Срочных дел не намечено, но я упёртый трудоголик. Дела никогда не заканчиваются. Поэтому открой я сейчас социальные сети или почту, там может быть много сообщений, ответить на которые я буду просто неспособна. Чем сильнее я устаю, тем больше анализирую. Голова как на войне: действовать! спасаться! решать! Вот и сейчас пальцы танцуют, несмотря на обещание самой себе не редактировать книгу в творческом порыве, а довериться потоку и творить.

Вспоминаю кадры из фильма, где человек вышел из тюрьмы после двадцати лет заключения и повесился в первой же гостинице. Он просто не знал, как ему дальше жить – без режимов, ограниченного пространства, привычных действий каждый день. Вы наверняка узнали этот фильм номер один всех времён и народов: «Побег из Шоушенка».

Я так хорошо поняла этого человека. Страх, а с ним боль новой жизни. Моё тело тоже всё время сопротивляется переменам. Душа хочет перемен, ликует от них. Голова спокойна: анализирует, и получается, что всё в порядке. А тело ломает. Оно не хочет нового. Паттерны рождения: мы сидели себе в утробе, тревог не знали, и вдруг, через девять месяцев «нормальной» жизни, нас выгнали непонятно за что, непонятно куда и непонятно, надолго ли. И что вообще здесь делать. Травма рождения – одна из моих «любимых» и взлелеянных в глубине подсознательного травм. Из темноты, тепла, тишины (более-менее – в доме всё время играл тяжёлый рок, и я люблю его до сих пор), из рая, где даже питание и подача кислорода по первому требованию, – в слепяще яркий, холодный, шумный мир. В теле отпечаталось: «Перемены – это плохо». Вот и мучаю себя болезнями, фрустрациями, как только подхожу к переменам.

Сегодня всё так просто: долгожданный отдых. Просто закрывай ноутбук, расплачивайся по счёту и поезжай в номер. Он здесь – в десяти минутах езды. Или пешком, если руки не устали от чемодана. Заходи в отель и ложись спать. Не переодеваясь. Никто ничего не скажет: с утра и в постели. Телефон подальше: все предупреждены, кто нужно, что ты в поездке. Почему-то я позволяю себе не подходить к телефону, только когда я на встрече. Она может длиться два – пять часов, и я всё это время игнорирую почту, звонки. А когда дело доходит до меня, до моего личного времени, я не могу так поступать. Когда я наедине с собой, ощущение, что я на боевом взводе.