Татьяна Тимирева - Запах вешних вод

который давно был продан.

Долго стояла у колодца и просто смотрела. А потом узнала, одна сестра тоже приезжала издалека, и так же стояла. И еще одна написала мне, когда все – таки нашлись через годы:

"мне хоть глоток воды сделать с нашего колодца, я бы сразу выздоровела».

А я тот глоток сделала, и у речки стояла взрослая, и поняла – не колодец, и даже не дом с речкой дают то состояние любви, это бабушка, отдавала всю себя без остатка. А у меня пока не получилось стать похожей на нее, к сожалению.

Папа остался один в доме, а я перестала приезжать к нему. Училась в школе,

взрослела, да и тетушкам некогда, дети, работа.

Когда перестала приезжать на свою речку, папа решил навестить меня в городе.

Он приехал с тортиком и бутылкой вина, думал пустят, меня же отпускали к нему

на все лето и когда захочу.

Но произошло что – то пошлое, до сих пор она ноет, та боль.

Мать с отчимом погнали моего папу по всей улице, прямо при всех.

Они кричали матом, оскорбляя его и размахивая руками.

Кого угодно можно так гнать, только не папу.

А он скучал по мне и через месяц снова приходил.

И его опять прогоняли с позором. Он не был слабым и мог им ответить, конечно же!

Но я одна знала, не сможет быть пошлым при мне.

Папа уходил так, чтобы я не видела, куда. Но я все равно находила его

в кустах ближайшей посадки. Он сидел на бревнышке, открывал вино прямо ртом,

ломая зубы, а тортик, что подарить хотел, вывалился и испачкал ему всю одежду.

Потом пил вино из горлышка и плакал, а мне стыдно, и я уходила.

Долго еще он бубнил сам с собой: " Кому сказал отец, дочь? В институт пойдешь, сказал отец!"

А село далеко, и автобус мог не ходить, ему некуда идти.

Я бежала домой, пряталась в кладовке и рыдала навзрыд.

«Я пойду в институт, папочка, обещаю" – шептала про себя.

А в то самое время, на кухне, сидели довольные мать с чужим дядей,

они чему – то радовались и оттуда вонял ненавистный коньяк.

Бедный мой папочка в последствии погиб. Он приехал домой, холодно,

печку в сельском доме поздно ночью топить,

включил обогреватель и угорел, так рассказывали родственники.

А я училась в школе, и осталась лишь зима в городской квартире,

в бывшей папиной и маминой квартире.

Я всегда искала ответ на вопрос, почему люди имеют такое право, считать себя

«пупами земли» и пошло хамить? Ведь с их кухни так же воняло спиртным,

и они ничего не знают про детский мир, совсем ничего.

Перечитывая главу, все же решила добавить: есть ответ какой никакой, это квартирный вопрос – ведь папа имел право на квартиру – оригинальный способ деревенского отчима, изгнания человека с жилья. Как бренно.

Вспоминая свою главную потерю, уход бабушки с отцом, мне не показалось, что это конец.

Просто бабушка и папа переехали на ту звезду, что когда – то показывал отец, высоко – высоко, и оттуда даже смотрят иногда.

Но ветра погнали ту звезду куда – то выше и все кончилось.

Им меня уже не видно, и теперь я могу делать, что хочу.

Может стать плохой девочкой?

Даже при пьющем папе, стыдно быть плохой.

А при трезвом отчиме и маме – как – то неудобно быть хорошей, будто им не надо.

– Хорошенькой стать захотела, ишь ты!

Как страшно, право, страшно этих слов.

Зато есть компенсация – свобода! Опять она со мной!

Только я знакома с нею с детства, что там, в той свободе?

Можно бегать хоть по лужам, в середину речки заплывать, да хоть куда!

Но чего – то главного то – нет.

Чтоб никто не видел, я смотрю на небо, папа про какого – то медведя говорил,

что на небе живет. С тех пор, кстати, боялась быть на улице одна, когда стемнеет.

Вдруг он заревет, а я одна на той свободе гуляю.

А днем заходила далеко, до кинотеатра, их в городе несколько.

Как – то пошла в кино, и сидела одна в темном зале, так таинственно!

Потом еще приходила. Стала чаще бывать у подруги, и быстро к ней прилипла!

Срочно потащила ее по своим стопам, например, в музыкальную школу,

не спрашивая даже, надо ли ей?

Вообще не обсуждается, куда мне с ней ходить, ведь она – это я, а я – это она.

Вот как привыкла к ней и будто полюбила. Она не хотела в музыкальную,

но пришлось пойти.

И мы читали книжки, а кто ж в те времена не читал?

Интернета не было, а телик молодежь не смотрела и у каждого

книга под подушкой.

Учительница русского – литературы всегда останавливалась, когда меня видела

– Как у тебя дела, стихи то пишешь? Пиши, ты молодец!

И словно полили водичкой цветочек, приятно, про Дворец культуры рассказала

– Ты сходи туда, там тоже есть кружки!

Довольно далеко от дома я нашла этот Дворец, и выбрала конечно драм кружок,

при народном театре, в который привела свою подругу!

А на улице зима, раньше снег не очень чистили, и в этом своя прелесть.

Он искрился под ногами, и скрипел, переливаясь всеми красками.

По этому снегу я ходила в народный театр, училась в школе.

И случилось это! Светленький мальчик с серыми глазами,

слишком часто смотрит на меня на переменке.

Я тоже на него смотрю, а когда наши взгляды встретятся,

мы разворачиваемся и быстрей бежать. Подальше друг от друга.

Вдруг мне передали записку. Открываю, а там все раскрашено

цветными карандашами и цветочки нарисованы.

Даже мысли не было раздумывать, о чем записка, итак все ясно!

Он тоже мне нравился – какой – то особенный, классом старше и звали его Витя.

Я полетела после школы домой, будто внутри воздушный шарик!

Хотелось всем дарить хоть просто радость!

Деревьям и людям кричать: нате кусочек моей радости – и!

У меня на всех – всех хватит!

Пришло спасение домашним страданьям – я влюбилась!

Эта любовь – лишь записочки, но сколько ее много внутри!

– А насчет, что б с ним поговорить? Не – е, совсем что ль? – крутила себе

пальцем у виска перед зеркалом.

Наступил Новый Год, во Дворце новогодняя елка, нам с подругой дали роли лисичек!

А роли надо учить, и мы решили заниматься у меня.

– Пойдем ко мне разучивать, дома никого.

– Пойдем

Пришла "страшная" мысль, пригласить и Витю ко мне домой!

Ну конечно же похвалиться, ведь роли в кружке не так уж и всем раздавали, повезло!

А я еще на пианино ему сыграю, ура!

К Вите я испытывала что – то чистое, и было так достаточно этой чистоты,

что вряд чувства переросли во что – то большее, как знать.

Сидим втроем за столиком и разложили распечатанные роли на больших листах.

Вдруг открылась входная дверь, по запаху машинного масла