Татьяна Тимирева - Запах вешних вод

чую, пришел отчим с работы.

– Это мой папа пришел! – почему – то соврала я.

Я знала, что отчим уйдет на кухню и будет молчать и обедать.

Так было всегда. Поэтому «надо завершить круг почета хорошей девочки,

показав интеллигентного отца!"

А отчим всегда молчит, значит умный и культурный! Пусть Витя думает,

что у меня полная семья, ведь я о ней мечтала, ночами то…

Щеки мои пылали от вранья!

– Это мой папа с работы пришел! – еще раз повторила я,

не моргнув даже «взглядом из драм кружка»!

И вот, словно открылся занавес в театре, и появился отчим, руки грязные, засалены штаны –

он работал автослесарем на базе. Затем раздался незнакомый звук, или голос,

это даже был не голос, а гром или война.

Отчим, он же "мой папа», жутким акцентом деревенского, глухого мужика кричал

– Эй, малай, а малай! Эй, сучок, слышь? А ну уе(матом), отседова на х(матом)!

– он подошел к Вите, и с размаху ударил его в нос.

И вот пошатнулась земля, я подняла глаза на Витеньку,

из его носика текла капелька крови! Всю жизнь я буду помнить эту капельку.

Даже я увидела, как этого не видел большой дядя! Это совсем детский носик,

и он еще маленький мальчик, любимый мой мальчик, прощай…

А Витя встал и направился к двери, дядя за ним…

– А – а – а! Мама! Помогите -е! – закричала я как полоумная и кинулась на отчима

– Не трогай его! Бей лучше меня -а! Бей меня -а! А-а-а! – я побежала в кладовку,

где всегда пряталась, и орала, что есть сил

– Бей лучше меня – а!

Отчим забежал в кладовку и ударил меня два раза по голове,

и несколько раз по плечу, потом пошел на кухню, ему пора обедать.

У него все хорошо.

А мой кораблик, построенный детским трудом, драм кружок, музыкальная школа, зачем тогда это все? Все расплывалось от слез.

На руинах моей жизни – позор и стыд, да что кто знает про стыд,

когда ты школьница.

Я выбежала из квартиры, через остановку телефонный автомат,

тогда стояли на улицах будки с телефонами. Мама работала во вторую смену,

я набрала ее номер

– Мама, мамочка! Дядя Федя избил Витю и меня, он ударил его кулаком,

быстрее приезжай!

– Какого Витю?

– Мальчика из нашей школы, он пришел ко мне домой.

– Так тебе и надо, хватит хныкать, вечером приду!

Опять этот холодный мамин голос, а я брела домой почти раздета.

На улице зима, не мерзну почему – то.

Никогда не посмотрю даже в Витину сторону, теперь он думает, что это мой отец.

Если сказать ему правду, выходит, я врушка? И теперь только скрываться

от него на переменках, и как я вообще пойду в школу?

Я не спала всю ночь, мой Витя никогда не узнает меня, не поймет.

Пусть даже тот, с кем я живу в одной квартире, вовсе не отец!

Но я живу там, с ними, как же можно полюбить меня такую?

А мне и не надо, чтоб такую, а надо, что б меня.

Несколько дней я болталась, как оторванный шланг,

и не собиралась даже в школу, представляла свой мостик с речкой

и тот момент, когда хотела броситься с него.

Но потом вспомнила, что некому меня остановить, и передумала.

А почему подруга ведет себя, словно все в порядке вещей, улыбается даже?

Ведь на ее глазах я получила тот болезненный пинок, будто собачка,

у которой мир сошелся клином на человеке, а ей пинка.

А когда отчим ударил Витю, она подбежала к нам и сказала

– Пойдемте ко мне, Тань, моя мама не будет ругаться!

"Пойдемте ко мне, Тань" – это после такого позора, я должна

продолжить репетицию? Она меня тоже не понимает, сделала я открытие.

Тогда почему все во мне одобряет и рада мне?

Как мне сейчас нужно это одобрение, и хоть немного нежности!

Я не заметила, как пришла к ней и позвонила в дверь.

Подруга приняла меня с радостью, как всегда

– Смотри, чего у меня есть!

В самой большой комнате стоял стол с объедками закусок,

разбросанными вилками, салфетками и рюмками.

И бутылки с винами, пустые, но на донышке было что – то.

– Гости были только что! Родители пошли провожать их, иди сюда, Тань!

Мы присели за огромный стол с остатками всяких закусок.

– А давай попробуем, что взрослые пьют?

– Давай

Слив со всех бутылок капельки спиртного, опрокинули по стаканчику.

Первый раз в жизни!

А потом так смех разобрал! Не могли остановиться, обнимались, падали прям на пол!

Это было что то, пир для двух школьниц!

– Знаешь, мать с отчимом принимают меня за кого – то другого.

А отчим будто дикий совсем.

– Откуда ты знаешь, Тань, ты же с ним не разговаривала, не надо так про мать и отчима.

– Как так? Они же даже книжки не читают!

Я вышла от нее разочарованной, она защищает отчима?

Тогда я не хочу ей говорить про свою речку, мой мостик и папу.

А мне надо именно туда, и я обманула подругу.

– Знаешь, как можно похудеть? Надо залезть в речку и долго там сидеть,

до посинения!

Мы пошли на вокзал, сели в автобус и поехали на мою речку худеть.

А я – то, я! Я привезла ее на свою речку, чтобы увидеть эти волны, вглядывалась в них.

Запах деревянного моста, отталкиваюсь от него и плыву на спине,

возвращаюсь обратно к берегу, а перед лицом ивы пушистые!

Листочки тоненькие – они чуть касались воды.

Но надо жить, хоть по – другому теперь, но надо. Я вспомнила слова подруги,

а может и правда, отчим не такой придурок, как я думаю.

Я посмотрела на него, как через добрые очки, которые нам кто – то выдает,

и мы в них ходим, пока случайно не разобьем. Их еще розовыми называют.

Решила присмотреться и последить за ним. Как – то он пришел

с работы и, как всегда, обедал на кухне один. Но оттуда кто – то бубнил.

Я подкралась и вижу картину: он держит в руках, снятый со стены календарь и читает:

– Жись ета…, не то, чи то ты пражил, а то, чи то ты изделал…

Я в шоке! Он еле читал по слогам!

Вот почему всегда молчал. Он и слов то, кроме мата – не знал

– с брезгливостью думала о нем. Как мама с ним живёт?

Давно уже не видно хоть улыбки на ее лице.

А прежние гости, приехав и посидев за столом с дядей Федей, больше не появлялись.

– А сколько он классов окончил, мам?

– Он деревенский, у них там какая школа? Только четырех летка! А тебе то что?

– Да это я так. А может ему в вечернюю пойти? – подавляя неприязнь

к отчиму, пыталась я заботиться

Но она сразу бледнела, и менялась в лице.

Она странная становилась не только когда, я, говорила про отчима, но и любая соседка на улице

– А почему ты о нем спрашиваешь? – прищуривала мать глаз и, прервав общение,

быстро шла домой.

Дома еще долго бубнила сама с собой

– Федя ей понадобился, ишь ты, интересно, зачем? Сама как была пьяница всю жизнь, думает никто не знает, ага. А работать не хочет.