Андрей Юрьев - Сумасшествие, коронавирус и прочие сомнительные прелести путешествий. Сборник рассказов

– Я никогда не любила тебя, Петя, – сказала она напоследок, – Ты был хорошим другом, а я спутала это с любовью.

Больше с женщинами он не связывался. Жил один в своей хрущовке с крошечной кухонькой и с узбекскими коврами, оставшимися от мамы, на стенах. Ему нравились бумажные обои с выцветшими желтыми цветами, которые он помнил с детства и местами облупленная белорусская стенка, забитая дешевым хрусталем и любимыми книгами. Иногда он вынимал томик Чехова или Золя, нюхал, перелистывал и ставил обратно. Читать он перестал в студенчестве и теперь пищей для ума ему дважды в месяц служил Московский бухгалтер. А ведь было время, когда он менял библиотеки, прочитав, все, что там было. Состоял почетным членом Клуба юных книголюбов и писал школьные сочинения, которые входили потом в методические пособия для учителей литературы. И друзья тогда водились и даже враги. Про таких и говорят – подает надежды.

Почему он бросил институт? Разочаровался в будущей профессии? Не хотел тратить время на учебу и стремился поскорее жить? Он не мог вспомнить. Все сливалось в мутную белесую полоску, из нее вываливались, как кусочки фруктов из йогурта, то, что дорого – залпом прочитанные «Три мушкетера», когда ему не исполнилось и десяти, опьянение первой сигаретой в седьмом классе, месячный круиз по Волге с мамой после первого курса, скорая женитьба… Не так уж и много для сорока восьми лет. Было и другое, но вспоминать об этом не хотелось. Он заблокировал неудобные воспоминания, и они скоро забылись.

Петр Иванович работал бухгалтером на заводе точной измерительной техники почти девятнадцать лет. Этот факт налагал на него определенные обязанности. Он должен казаться сухим и скучным. Так и было. На работе он был незаметен и незаменим. На людях держал марку и лишь наедине с собой мог расслабиться и предаться любимому занятию. Пофантазировать.

Он представлял себя путешественником во времени, переместившимся в современную Москву из восьмидесятых. Ему нравилось сравнивать эти два близких, но таких разных времени. И в обоих, что немаловажно, он лично пожил.

Вот и сегодня он вышел из конторы и удивился безумно красивым автомобилям, припаркованным яркими рядами, словно игрушки на полочке в шкафу его детства. Вечернее солнце лениво катало блики на блестящих боках. Игра началась.

– Ух ты! – подумал он, – Сколько иномарок! И ни одного Москвича, и Жигулей не видать… Неужели отечественный автопром у них тут загнулся? А нет, вон одна Жулька стоит. Кажется, пятерка… Новая, только грязная и какая-то бесцветная. Господи, я ведь когда-то мечтал о такой! Ужас!

Он прошел мимо двух белых Тойот, замедлил шаг у черного Мерседеса и совсем остановился возле роскошного ярко красного БМВ, любуясь ломаной футуристической формой. Заглянул внутрь. За тонированными стеклами, что само по себе интриговало, как в космическом корабле. Точно, изысканно и дьявольски красиво. Поцокал языком. Скрипнул пальцем по горячему металлу и легонько пнул колесо, как всегда делал отец перед поездкой. Под капотом еле слышно щелкнуло, и неожиданно громко завопила, заквакала сирена.

Караул! Петр Иванович в ужасе отшатнулся. Обернулся по-воровски быстро на окна конторы, и поспешил прочь, втянув голову в серый плащ и прижимая портфель к груди. Сердце стучало, как изношенная шаровая опора в отцовской ласточке. Игра между тем продолжалась.

Площадь у метро его просто раздавила. Обилием информации, безумными сочетаниями цветов и запахов. Как же все изменилось за двадцать лет! Отовсюду вопила иностранщина: – Sale, Макдоналдс, доллары, шоу, хот-доги!

– Они нас все-таки победили? – подумал Петр Иванович. Даже растерялся.

Над входом в метро висел огромный телевизор, как табло на стадионе, а в нем мельтешили кадры, будто из сна шизофреника. Практически голые девицы выли про какой-то клуб, полилось рекой пиво, мелькнула непонятная еда, снова девицы затрясли накаченными ляжками… Здоровенный мужик в наушниках сильно толкнул его в плечо, словно наказывая за нерасторопность, и он отскочил в сторону. К стене, у которой молодая совсем бомжиха делила беляш с таким же бомжеватым рыжим псом. Бомжиха сидела на картонке, поджав по-турецки ноги в сильно поношенных кедах, и не обращала на суету вокруг никакого внимания. Словно кроме нее и пса никого не существовало. Она что-то говорила ему ласково и все пихала под нос надкушенный беляш, а пес морщился и отводил морду в сторону. Снова и снова. Бомжиха смеялась, откусывала от беляша и опять протягивала псу. Тот косился виновато на Петра Ивановича и вилял тугим хвостом по асфальту, раскидывая окурки и сгоревшие спички. Сытый, наверное. Больше всего Петра Ивановича поразило в девице то, что волосы ее выглядели, как палки. Давно не мытые и свалявшиеся, они торчали в разные стороны. У нее был проколот нос, и под ним болталось иссиня черное кольцо. Как у папуаса из журнала «Вокруг света». Девица подняла взгляд, и он поспешно отвернулся. Один глаз у нее был желтый, кошачий, другой черный с белым зрачком. И в довершении всего у нее отсутствовали брови.

– Но так не бывает! – в ужасе подумал он, и боком, как краб, отошел от странной парочки подальше, – Проказа у нее, что ли?

Петр Иванович заметался на пятачке у входа в метро. Везде он мешал. Примостился в углу возле газетного развала и перевел дух. Ну и суета тут у них! Людей стало намного больше. И как же ярко они теперь одеваются! В его годы ходили в одинаково немарких, сереньких робах, а нынче гляньте на них – кто в чем! И ни одной девушки в юбке. Все затянулись в джинсу. Аппетитно, ничего не скажешь. Все угадывается, где надо выпячивается. Но что это? Он не поверил собственным глазам. У девушки возле сигаретной палатки над джинсами виднелись розовой полосой трусики! Бесстыдно, ажурно, напоказ…

– Это оттого что джинсы так низко на бедрах сидят? – не понял Петр Иванович, – И у этой, и у той, и вот еще… А у этой в темных очках на пол лица и того хлеще – в пупке кольцо!

У Петра Ивановича даже голова закружилась от такого хулиганства. Он поплелся к вестибюлю, шаря по карманам в поисках карточки: – Скорее нырнуть в метро, там отдышусь! В метро, слава богу, практически ничего не изменилось. Те же бодливые турникеты, только вместо жетонов – карточки из картона. Та же желтоватая известка на стенах и потолке, неистребимый запах машинного масла и матрешкоподобные скучающие дежурные в смешных шапках-пирожках. Еще он заметил, спускаясь вниз, что резиновый поручень все так же, как и в восьмидесятые бежит быстрее, чем лента эскалатора. Это окончательно его успокоило, и он забыл про игру в путешествие во времени. На станции Китай-город он сделал пересадку и поток утомленных пассажиров понес его от душного вагона к выходу.