Владислав Ситников - Сопричастность. И наестся саранча

– Так, карбонат и колбасу забрали, осталась икра.

Подойдя к лотку с разнообразной икрой, Мирза и Колян придирчиво попробовали образцы.

– Ребята, а сколько брать будете?

– Два килограмма. Почем отдашь?

Продавец интуитивно понял, что ребята тратят не свои деньги и вполне могут обеспечить ему недельную выручку. Смекнув это за долю секунды, он решил назвать цену, которая была вполне адекватной. Но многовековой этикет поведения на базаре, усвоенный Мирзой еще в детстве, требовал обязательной торговли, чтобы не оскорбить ни покупателя, ни продавца.

– Да вы что? За такие деньги я сам ее съем, – южанин был явно удивлен таким поворотом событий.

– Ну, дружище, за твою цену мы в «Азбуке вкуса» купим официальную, а не этот контрабас, – Колян с крайне недовольным и серьезным видом позвал коллег за собой, надеясь, что в последнее мгновенье торговец поймет, какого солидного куша он себя лишает, и сбавит цену.

Но продавец этого не сделал. Проехав несколько районных магазинов, где икра была либо соленой и сухой, либо гораздо более дорогой, чем они предполагали, коллектив фуражиров понял, что придется возвращаться на рынок.

– Неудобно получится, – Мирза, хоть любил торговаться с азартом и вызовом по отношению к продавцу, в душе порой был очень стеснительным и ранимым человеком.

– Да ладно тебе, брось, что ты в самом деле? Нормальное дело совершенно, – у Коляна, напротив, во всех вопросах был деловой и прагматичный подход.

Даже Стас, в торге из застенчивости не участвовавший, был готов согласиться с Мирзой, но, услышав бодрые аргументы Коляна, почувствовал уверенность в их справедливости и верности выбранной стратегии. Он с интересом наблюдал за коллегой и ожидал дальнейших распоряжений. Его прагматичный напор, деловитость и отсутствие ненужных переживаний вызывали неподдельное уважение вчерашнего студента.

– Евгений, сейчас на первый рынок поедем, – Колян уверенно обратился к банковскому водителю, которого им временно выделили, оторвав от поездок в экспедицию Центрального банка и за пакетами в ЦУМ. – Только вы где-нибудь машину припаркуйте. Мы вас подождем в ней. Можете сходить к рыбному прилавку, там икру черную купите? А то мы немного… это… в общем…

От начальной бравады и деловитости Коляна в конце речи не осталось и следа. Такого поворота событий Стас не ожидал, но, как показала его дальнейшая жизнь в коллективе, столь показательный эпизод с бессмысленной торговлей за икру и отсутствием логики в принимаемых решениях можно было смело назвать деловым кредо банка и многих сотрудников. Это было тем более забавно, что в тратах на икру и прочие подарки Галина Борисовна никогда не скупилась и экономию, даже если бы она вдруг случилась, в любом случае не оценила.

Вечером на общем столе Стас с удивлением обнаружил лишь скромную тарелку с тарталетками, которые были щедро наполнены маслом и скупо приукрашены редкими икринками. Остальные запасы, как пояснил Мирза, пошли на подарки клиентам. И, конечно же, на праздничный стол самой Галины Борисовны и Алика.

Действительно забавный случай, что и говорить.

На московских улицах бушевала весна. Воздух был пропитан дурманящим ощущением пробуждения к новой жизни, которое пьянит и беззаботных школьников, и бойких студентов, и вечно спешащих клерков, и даже уставших от жизни вечно недовольных пенсионеров. Одних весенняя капель вдохновляет на подвиги и обещает, что все самое главное еще впереди, других убеждает, что еще не все потеряно, а третьих успокаивает воспоминаниями о том, что все уже было…

– Вам надо обязательно рассмотреть возможность инвестирования в этот уникальный продукт, – молодой менеджер Сбербанка вальяжным тоном выполнял обязательную программу продвижения в массы идеи покупки каких-то структурных нот. Причем уверенность и почти учительская интонация в его голосе явно свидетельствовали о том, что он абсолютно не понимает, что именно предлагает и почему потенциальная жертва должна обратить внимание на пресловутую уникальность. Которой, разумеется, не было и в помине.

– Спасибо, мне только подтвердить перевод. В приложении этого почему-то сделать нельзя.

– Да-да, нельзя. Но позвольте, я вам расскажу об особенностях хеджирования рисков с нашим инвестиционным подразделением, – юноша, который, по всей видимости, еще не окончил институт, почему-то не вызывал у Стаса никакого снисхождения и желания подыграть его напускной профессиональной настойчивости.

– Я пятнадцать лет занимался разнообразными инвестиционными продуктами и прекрасно знаю, что, кроме дополнительной комиссии, которую берут даже с убытков, ничем хорошим это мне не грозит, – Стас ответил несколько более резко, чем хотел бы сам.

– Возможно, вы просто сталкивались с неверными стратегиями, – студент, кажется, бестактности не заметил. Более того, в его голосе почти явно слышалась насмешка, вызванная не столько досадой от очередной неудачной продажи, к которым он уже привык, сколько сомнением в том, что сидящий напротив мог всерьез что-то куда-то инвестировать.

Подавив желание ответить на невысказанный вслух и, возможно, даже надуманный скепсис, Стас поспешил попрощаться с юным банкиром.

Отторжение, которое Ратников испытал только что, заставило его вспомнить о самом себе в таком же юном и дерзком возрасте. Молодой, по-юношески и беззастенчиво уверенный в своем интеллектуальном превосходстве и компетентности, этот сотрудник тем не менее не был похож на Стаса в те годы, когда тот только начинал свою карьеру. Менеджер буквально источал наследственное благополучие, которое напрочь лишало его чувства неуверенности и страха от того, что ошибка может привести к карьерному провалу. В случае неудачи юноша располагал большим запасом дополнительных попыток, который ему, несомненно, обеспечивала поддержка родителей. Хороший костюм, щеголеватый тонкий галстук и дорогие часы Audemars Piguet – все это было куплено не на скромную зарплату начинающего клерка.

В его возрасте Стас мог об этом только мечтать. Однажды он наивно принял за искренний интерес шутку одного из заместителей Галины Борисовны о подаренных ему отцом по случаю Нового года простеньких кварцевых, в стальном под золото корпусе часах Seiko.

– Это же сталь и золото! Эту модель сейчас встретишь даже реже, чем Daytona сталь-золото, – едва заметно ухмыляясь в свои жиденькие кошачьи усы, сказал ему за обедом бывший друг бывшего первого президента банка, который, несмотря на давнее изгнание товарища, все еще оставался бессменным и действующим вице-президентом.

Бывшим другом Александра Евгеньевича Евгений Алексеевич стал еще до того, как тот превратился в бывшего президента. Как это часто бывает, причина размолвки между старыми приятелями крылась не в фундаментальных разногласиях по философским проблемам бытия, а в отказе одного из них от признания смехотворного долга за какую-то веселую пьянку в размере пятисот-шестисот долларов. Сумма и по тем временам была не судьбоносная, но для старых приятелей она стала роковой. С тех пор Евгений Алексеевич навряд ли имел основания жалеть об утерянном товариществе, продолжая делать успешную карьеру банкира и при этом практически не отягощая себя необходимостью серьезно вникать в работу организации.