Ева Танина - Поздравь Танюшку!

– Да, Ева, расскажи, пожалуйста, – попросил Василич.

– Ничего сложного, тыкву нарезаю дольками, пересыпаю сахаром и в микроволновку на десять минут, – с улыбкой рассказала я. – Можно так есть, а можно и в кашу добавить. Можно мёдом полить, семечки и орешки добавить. Очень вкусно.

– Правда, вкусно? – недоверчиво спросил Василич. – Как так тыкву отдельно от каши готовить? Вот мы раньше на ночь в духовку ставили…

– Раньше, Василич, – смеясь, перебила Танюшка, – вы много чего на ночь делали. А сейчас все по-другому. Годы, знаешь ли!

– Хех, – крякнул от неожиданности Василич и пробурчал, – по-другому у них…

– Ладно, Ев, кушай давай, – засуетилась Танюшка, – свеженькое всё. Я тебе грибов ведёрко приготовила. Управишься сама с ними? Можешь сварить и заморозить, а потом суп варить, картошку жарить. Зимой ух, как хорошо!

– Управлюсь, конечно. Спасибо, Танюш. Не надо было беспокоиться.

– Да какой там беспокоиться!? Не выдумывай! – махнула рукой Татьяна и с улыбкой, спросила. – Скажи лучше, там по мою душу никто больше к тебе не приходил?

– Приходил! – воскликнула я, радуясь, что Татьяна сама начала этот разговор.

– Да? Правда? – обрадовалась она и подошла к большому буфету. – А давай наливочки под это дело? А? Василич сам готовил.

– Нет, ты что!? – отказалась я. – Я же за рулём.

– О! Точно! – спохватилась Таня, доставая пузатый графин. – Но мы с Василичем выпьем. Да, Василич? Пока ты про папку моего расскажешь! Что он ещё говорил?

– Я, конечно, прошу прощения, – удивлённо сказал Василич, – а откуда Ева отца твоего может знать? А, Татьян? Он уже умер двадцать с лишним лет назад!

– А вот так, Василич, вот так! – рассмеялась она. – Сейчас всё по-другому!

– Да нет, Тань, – растерянно произнесла я. – Это не отец твой. Наверное…

– Да?! – удивилась Татьяна. – А кто же тогда?

– Не знаю. Сказал, что его духовное имя Гаврил, – тихо сказала я.

– Гаврил? – ошеломлённо протянула она. – Гаврила?

– Вроде бы Гаврил Косачек, – ещё больше растерявшись, произнесла я.

– Косачек? Косачек!? – воскликнула Танюшка и, подскочив со стула, убежала в дом.

– Куда ты?! – прошептала я ей в след и посмотрела на Василича. Тот внимательно смотрел на меня поверх своих очков.

Сверху, над нами, послышался звук падения мелких предметов.

– Ева, ты откуда-то узнала? – печально спросил у меня Василич. – Или, правда, Сашка приходил? У нас эта тема под запретом уже больше двадцати лет.

– Какой Сашка? – переспросила я.

– Ясно, – протянул он, – сейчас Татьяна придёт и расскажет. Я знал, что нельзя такие вещи замалчивать. Они рано или поздно дадут о себе знать.

На веранду вышла Танюшка, держа в руках небольшой пыльный чемоданчик. Я такие видела только в старых фильмах – коричневый потёртый чемодан с металлическими уголками.

– Вот старые письма, фотки, метрики наши, – сказала она, открывая его, – сейчас посмотрим. Это же дом моих родителей, раньше здесь посёлок был, и школа была. Только как затопило всё в конце 80-х, мы в город перебрались. Мало кто сюда вернулся жить. Мои родители как дачу использовали, а потом забросили. Мы с Василичем, лет десять назад, дом отремонтировали. И то только потому, что он у меня такой хозяйственный, а так стоял бы он – разваливался. Сама б я сюда ни ногой! Трагедия у нас здесь случилась, Евочка. Страшная трагедия!

Я стыдливо отвернулась, разглядывая покрашенные в яркие цвета перила и резные рейки веранды – красный, синий, зелёный, фиолетовый, прям радуга-дуга. Вот попала, так попала! Разбередила старые переживания такого хорошего человека!

Вдруг моё внимание привлекло лёгкое движение. В метрах в пяти от дома, стоял, покрашенный во все цвета радуги, то ли сарай, то ли душ, с боку к нему примыкал пышный куст неизвестного мне растения с бордовыми веточками и уже засохшими, почти чёрными скрученными листьями на них. А возле него, сложив руки на груди, стоял мой незнакомец из сна. Я зажмурила глаза, не веря своим глазам, а когда открыла, мужчина в джинсе и клетчатой рубашке так и стоял на месте, не двигаясь. Печальная улыбка скользила на его губах, а взгляд был устремлён на Татьяну. Я перевела взгляд на неё. Она же, поставив открытый чемоданчик к себе на колени, выкладывала из него какие-то пакеты с бумагами, что-то тихо бормоча про себя. Василич переводил взгляд то на меня, то на жену. Поймав его взгляд, я резко повернулась в сторону Гаврила, в надежде, что он его увидит. Но он, повернув голову в ту сторону, вопросительно посмотрел на меня. Не видит, значит! И всё-таки не зря, Василич, столько лет проработал со студентами, мимику мою он понял и в следующую минуту убедил меня в этом.

– Танюшка, а ты кусты свои диковинные Еве не показывала? – ободряюще посмотрев на меня, кивнул он головой в сторону сарая. – Нет?

– Да какие же они диковинные, Василич? – вскинула голову в ту сторону Татьяна. – Пузереплодник называется. Вот разрастутся оградой, тогда красота будет, а сейчас только цветом и радуют, пользы ноль. Смотри, Ев, сколько тут раритета?

Василич пожал плечами и, одев очки, опять повернулся в сторону сарая, пристально вглядываясь. Гавриил так и стоял, не шевелясь, но никто, кроме меня, его не видел. Татьяна подвинулась ко мне поближе, протягивая стопку пожелтевших фотографий, на картонной основе, на них сквозь трещины проглядывались лица людей.

– Это прадед мой с моим дедушкой на руках. Видишь? – показав на мужчину в военной форме с ребёнком в белой кружевной рубашке, сказала она. – Вот он то и переделал нашу фамилию с Косачок на Косачёв. Зачем? Точно не помню, надо спросить у мамы и записать, это же история. Да, Василич?

– Да что там записывать?! – сказал Василич, перебирая очередное ведро грибов. – Косачок – это так называемая уличная фамилия, другими словами прозвище. Откуда оно пришло неизвестно, но, видать, очень не нравилось твоему прадеду из-за татарского происхождения, вот он и сменил её на более созвучную, поменяв одну букву в окончании. Вот и вся история.

– Да? Ну ладно, – перебирая в руках фотографии, сказала Татьяна.– Что, Ев, нет тут твоего незнакомца?

– Нет, – ответила я, поглядывая на сарай, где стоял Гаврил.

– Смотри, мы в детстве календарики собирали, – с улыбкой, показала Татьяна цветные календари, – в наше детство это было чудо дивное. В твоё то детство уже переливные были. А мы и таким рады были.

– Помню, конечно, переливные, – улыбнулась я, – в моём детстве они тоже роскошью были.

– Ну, тогда всё роскошью, было, – рассмеялась Татьяна и протянула мне чёрно-белую фотографию. – Смотри, это я с братом Сашкой. Мне пять лет, а ему пятнадцать.

С фотографии на меня смотрел молодой Гаврил. Вихрастый мальчуган, с тоненькой шейкой и нарочито строгим взглядом, этакий резко повзрослевший ребёнок. Я повернула голову в сторону сарая и увидела качающего из стороны в сторону, закрывшего глаза руками, мужчину.