Андрей Филимонов - Пляс Нигде. Головастик и святые

Внезапно юноша, сидящий рядом со мной на заднем сиденье, встревает с вопросом:

– А вы были в Бермудский треугольник?

– Нет, не был.

– Я тоже хочу быть путешественник. Но не просто так, а чтобы поехать в Бермудский треугольник. Там исчезают корабли. Но они не совсем исчезают, они приходят в других местах, даже на другой планете. На Марс, на Юпитер. Я хочу в треугольник, но родители не разрешают. Говорят: иди медресе, религия – хорошая работа. А я не хочу и не буду!

Это был подростковый бунт: отцы и дети над пропастью во ржи. Мне стало немного совестно за то, что я сдвинул юноше точку сборки, и теперь он, кажется, негоден для мирных целей – базара и медресе. Что с ним будет? Пойдёт бродить по свету, как тень, потерявшая хозяина, пока не завербуется в какой-нибудь шахид-проект.

3) Поэт на “Тесле”. Как тебе такое, Илон Маск? Белая американская электролебедь остановилась в степи, у придорожной заёжки, где я коротал время, подслушивая разговор двух пожилых секс-работниц в вязаных шапочках.

Девушки говорили о кулинарии.

– Я всегда делаю для себя, просто для себя, – рассказывала красная шапочка зелёной. – Не потому, что я что-то такое. Но зачем стараться, если не для себя?

– Ну, конечно! А ты её как готовишь? Она у тебя твёрдая остаётся, клубника?

– Ну, всяко твёрдая, это же клубника.

– А ты её поруби, поруби, и она не будет твёрдой, будет очень вкусно, если сделаешь тесто сладким, положишь его в такой противень, в противень с бортиками, сверху клубнику, и запекай её открытой, обязательно открытой.

Поэт входит, говорит всем “привет”, просит кофе, садится и начинает что-то записывать на салфетке. Повинуясь внезапному импульсу, я спрашиваю: стихи? Он улыбается смущённо, как будто его застали за неприличным в кабинке общественного туалета. От руки лучше чувствуешь ритм, объясняет он. Протягивает мне руку. Мы знакомимся, и – о, чудо! – оказывается, мы давно уже друзья, точнее – френды на фейсбуке, с которым делимся движениями души, точнее – персональными данными. Поэта зовут СС, он концептуалист из Новокузнецка, последняя книга его стихов называется “Осыпь Мандельштама”.

– Как же, как же, я читал у вас в ленте вот это: “Тревожно / кричали чайки / на крыше чрезвычайки”. Сильные строки.

– Большое спасибо.

– Над чем сейчас работаете?

– Заканчиваю поэму “Зоофилы”.

– Любопытная тема.

– Но это не для фейсбука – забанят сразу.

– Понимаю: цензура.

– Новый мировой порядок.

– Дивный новый мир.

– Геббельс мог бы позавидовать.

Мы радуемся друг другу, словно земляне, встретившиеся на краю Вселенной, в последней межгалактической забегаловке. СС предлагает мне лифт. Авек плезир! Никогда не ездил на “Тесле”. Уверен, что это езда в незнаемое.

Выходим на улицу, поэт вежливо придерживает дверь. Зелёная шапочка говорит красной:

– Видела пидоров? Я их боюсь. Вот просто до смерти боюсь.

Машина поэта управляется одним пальцем. На экране бортового компьютера СС выставляет режим поездки. Я спрашиваю: автопилот есть? Конечно, даже два. А второй зачем? Не знаю. Наверное, чтобы первому было не скучно. С гонораров прикупили? Он смеётся. Это всё научная фантастика виновата. “Туманность Андромеды”, “Марсианские хроники”, “Билет на планету Транай”. С детства мечтал о звездолёте, и вот наконец появилось что-то похожее. Я влез в фантастические долги, чтобы её купить. У меня огромное тело кредита. Гораздо больше моего собственного. Я не курю, не пью и почти не ем. Но она того стоит.

Отпустив руль, поэт закидывает руки за голову и смотрит в небо сквозь прозрачный потолок. Машина едет сама. Мотор жужжит, как волшебная муха, и кажется, что мы плывём над дорогой, расслабленные гости из будущего, залетевшие в отсталую страну. Навстречу нашему звездолёту, воняя соляркой, едет потрёпанный междугородний автобус. У водителя отвисает челюсть.

На холме раскинулось огромное кладбище: звёзды и кресты до горизонта. Люди с граблями и лопатами бродят среди могил, словно гастарбайтеры в городе мёртвых, обслуживающий персонал, – делают уборку, меняют цветы, наводят красоту и, уходя, оставляют ненужные хозяевам конфеты. На кладбище очень важно иметь орудия труда. Прошлым летом, навестив могилу матери с голыми руками, я нашёл её в зарослях высокой травы, уже подсохшей на солнце; стебли были жёсткие и крепко сидели в земле; я поджёг их, чтобы расчистить участок, – и в результате устроил пожар, который пришлось затаптывать ногами. Нормальные люди, работавшие по соседству, были в ужасе. Наверное, со стороны это выглядело как шаманский танец среди языков огня, и во все стороны летели искры. Почему-то мне всегда неудобно перед людьми за своё поведение.

– А вот я, – говорит поэт, – приношу родителям стихи. Родители – мои вечные читатели. Как только у меня выходит новая книжка – сразу иду на кладбище. Я там полочку смастерил между надгробий мамы и папы. Что-то им нравится, а что-то – нет.

– Как вы об этом узнаёте?

– По состоянию книг. По следам на страницах. Некоторые стихи заложены сухими жучками или травинками. Один сборник я нашёл разорванным.

– Думаете, про зоофилов им понравится?

СС нахмурился и покачал головой: мол, тише вы! Приняв нормальное водительское положение, повернул руль и съехал на обочину. Заговорщицки на меня глядя, предложил выйти покурить. Мы удалились на опушку леса, я полез в карман за сигаретами и хотел угостить поэта, но он отказался.

– Я бросил. Насчёт покурить было сказано для конспирации.

– Что?

– Не хочу, чтобы она слышала, – кивнул на Теслу.

– Неужели все разговоры записываются?

– Можете не сомневаться. Вы сейчас поймёте, почему нейросети не должны об этом знать.

Он надел очки, вынул из кармана салфетку и с выражением прочёл стишок [3] Я сижу на горе Я ебу козу Денег нет у меня совсем А без денег аллах не даёт жену И жена не даёт никогда Но жена внизу не даёт никогда Потому что аллах не даёт Денег мужчине ебать жену А бесплатно даёт лишь коза Я ушёл на гору Ебать козу У неё квадратные глаза А я мужчина и у меня есть хуй Который мне дал аллах Она мне нравится После дождя Небом пахнет коза моя И мне кажется это жена и аллах Вместе со мной на горе про секс между мусульманином и козой, прекрасно сочинённый, но ужасный со всех других точек зрения, от законов шариата до уголовного кодекса РФ. Закончив первую салфетку, поэт достал ещё несколько и анонсировал продолжение:

– А здесь у меня про евангелистов.

– Это… это как же?! Орёл, телец и лев?

– Именно так. Хотите послушать?

Отступать было некуда – позади стоял мрачный лес с неведомыми зверушками. Хотя, если вдуматься, где, как не в лесу, читать такие стихи? В общей сложности СС выступал передо мной около получаса, местами было дико смешно – автор не ограничивался оскорблением религиозных чувств, светским персонам тоже доставалось. В одном из фрагментов под названием “Сильнодействующий президент” описывались любовные игры Путина с амурской тигрицей, которую доставили в его кремлёвский альков под наркозом. А философская глава “Критика неебического разума” повествовала о влечении Канта к голубям.