Алексей Жак - Изгнанник

Он рано укладывался спать, посмотрев, полюбовавшись, на закат, который был виден в широкое окно натуралистически, в красках, во всех переливах, сгустках и разбавленных тонах, как в Бородинской панораме поле боя. Засыпал сразу, не ворочаясь и не подтыкая тысячу раз подушку под голову. Сны приходили и уходили, а наутро он вставал, как новорожденный, ничего не в силах вспомнить из них. Он и прошедшие события последних дней припоминал с трудом, как будто его выкашивал преждевременный склероз под корешок.

– А чего вспоминать бестолку, – говорил он себе. – Было и прошло. Поросло бурьян-травой. И косилкой не скосишь. Нужно смотреть вперед, за сорняки, там, где еще не хожено и голая степь.

Он потягивался, распрямляя свое немолодое, но вполне живучее тело. Ключицы и суставы похрустывали. Становилось легко и весело от мысли, что там впереди его ждут новые дела, новые впечатления, которые всегда возникали в его прошлой жизни, которые – он знал это по собственному опыту – придут, и придут всегда неожиданно и внезапно, когда не ждешь, как не готовься.

– А чем черт не шутит, – он вбирал в легкие большую порцию воздуха и, волнуясь, прислушивался к биению своего сердца: насколько оно ритмично и равномерно, сильными толчками, стучит.

5.

– Я хочу с тобой поговорить. Очень серьезно. – Ольга умоляюще посмотрела на Сергея. – Ты только выслушай меня сперва… не перебивая.

– Я и не собираюсь…

– Нет, я прошу: не перебивай. Мне трудно говорить, но сказать все равно нужно.

– Я тебя слушаю.

– Баба Лиза хочет устроить Кешу в престижный институт, где у нее есть связи. Без конкурса, или как-то так сделает, что конкурс он в любом случае пройдет, и его примут.

– Очень хорошо.

– Ты не понимаешь.

– Ладно. Поясни в чем дело.

– Я не хочу, чтобы он поступал в тот институт.

– Почему?

– Я не хочу, чтобы мы… чтобы Кеша зависел от бабы Лизы. У меня есть на примете другое учебное заведение. Такой же диплом, какая разница, где работать. В конце концов, Книпер устроит его после окончания в свою организацию. Или перепоручит. Кому-нибудь из ее круга.

– Но почему ты не хочешь, чтобы он закончил престижный вуз и получил блестящее образование?

– Ты не знаешь, какие это люди: эта баба Лиза и ее родственники. Я не хочу быть им обязанной. Мне только нужны деньги на учебу. И все.

– И все? Сколько?

– Пятьдесят тысяч в год.

Сергей присвистнул.

– То есть за пять лет – двести пятьдесят тысяч.

– Ты же сможешь заплатить за первый курс? – Ольга продолжала с мольбой смотреть на него. – Я знаю, это для тебя не такие большие деньги. А мне необходимо, просто до смерти необходимо, найти эти деньги. Любой ценой.

Она сглотнула и сжала обеими руками края кофты у груди.

– Я не отдам его в армию. Ни за что. Этот говорит, что ему наплевать, если не будет учиться, пусть идет служить. Он говорит: «Я служил, и Кеша не рассыплется». Разве для этого я его родила и воспитывала, чтобы…

– В службе я не вижу ничего… ничего постыдного и страшного. Чего можно опасаться. Если только не отправят в горячую точку…

Он осекся, потому что вспомнил, как говорили о нем некоторые сослуживцы, а тот, кто не говорил, смолчал, все равно так думал. Даже Мошка, его верный друг и целый год, пока они были молодыми (карасями) на службе, весь этот год его собачка на привязи. Хотя, конечно же, привязан Леха был больше к теплу писарского обиталища, чем к нему, к человеку с иной галактики. Галактики под названием «Отчий дом».

– Отсиделся в тепле, дармоед, – говорили они, – что это за служба. Хлебнул бы с наше, узнал бы настоящее солдатское житье. А так: можно сказать, что и службы не видел. Много ли в иллюминатор разглядишь. Тем более, когда печка под задницей. Один ют… и кусочек моря, чтобы не расслаблялся, помнил, где ты. Не служба, а рай. Ему только крылышек не хватает. Подрисовать, так чистый ангел выйдет. Молись на него после заката, чтоб, куда подальше не заслал – все карты у него, козырные, куда захочет, определит. Хоть в рай, хоть в ад.

Так говорили они, и Сергей поеживался от одних только мыслей, что еще могли они думать о нем, что они могли бы добавить к этим своим словам. Такого, отчего стынет кровь, и трясутся руки у униженных. Будто пригвождённых к позорному столбу. Или распятию.

Ольга отвернулась и молча боролась с собой минуту. Наконец, спазм, который не давал ей вздохнуть, произнести хотя бы одно слово, был ею преодолен. Она громко кашлянула, перегнувшись всем телом, а когда выпрямилась, открыто посмотрела Сергею в лицо. Глаза ее наводнились, и прозрачная пленка, лопнув, как будто прорвалась мыльный пузырь, открыла дорогу ручьям слез, теперь ничем не удерживаемых, избавленных от преград.

– Ладно, ладно, я сказал, не подумав. Не смотри на меня так.

Сергей встал, подошел к столу и стал открывать бутылку. Он раскручивал проволочный жгутик, придерживая пластмассовую пробку другой ладонью, а сам искоса наблюдал за Ольгой. Она вытерла платочком у глаз, переменила позу и глянула в окно. Солнце еще не открылось взору, оно пряталось за высоткой чуть слева, но зеленеющие посадки вдали вдоль небольшого овражка уже пробудились и сияли, будто улыбаясь.

– Ты же знаешь, я сделаю все, что от меня зависит, что в моих силах, и даже сверх того: все, что невозможно, я сделаю… Только не допущу, чтобы Кешу забрали.

– Я дам деньги, – сказал Сергей. – На первый курс.

– А дальше мы что-нибудь придумаем, – обрадовалась Оля, слезы ее разом высохли. – Ты достаточно зарабатываешь. Подумаешь, откажемся от шампанского и… Сколько мы тратим на эти застолья?

– Вот именно, придется подтянуть пояска.

– Ничего страшного, я могу обходиться минимальными потребностями.

– Вот как?

– Да, я могу неделями есть одну кашу. Знаешь, когда Кеша был маленьким, я готовила ему манную кашу, и мы с ним вместе ее ели. Очень вкусно.

– М-да, манная каша и шампанское – идеальная диета, – мрачно пошутил Сергей.

6.

– Я хотел купить новую машину, иномарку. Копил, а теперь не знаю, что и думать, что и делать. Ты как будто мне руки отрезала, обрубила, и часть серого вещества из мозга выскребла своим коварством.

Сергей с усилием напрягал память, чтобы вспомнить эпизод своей жизни, который вынудил его сказать такое подруге.

Вечером Сергей завел и поехал на своей «восьмерке» во дворец культуры на танцы. А вначале он позвонил Ольге, но трубку снял Кеша.

– Ее нет дома.

– Где она?

– Она пошла в магазин.

– Ты почему так долго не брал трубку? Так, где же она? Еще не вернулась?

– Она, наверное, зашла к подружке из соседнего дома. Когда уходила, сказала, что может быть задержится, и чтобы я ложился без нее, как посмотрю телевизор.

Там он застал ее вытанцовывающую с кавалером. Он следил. Потом они, откушав в буфете, направились к выходу. Дальше под ручку в метро. Он спустился на станцию и подошел к ним ближе. Завидев его, она бросилась в другой вагон. Он вошел за ней. Кавалер остался в недоуменном одиночестве на перроне.