Галина Балабанова - Год Синей Лошади. Рассказы о жизни, счастье и любви, написанные с юмором и от души

Мы смотрели ему вслед и не знали, что делать. «А вдруг Федор его убьет? Ведь он ненавидит кошек».

– Не убьет, – успокоила меня мама, но на всякий случай пошла за соседом. Я не могла оставаться в неведении и увязалась за ней.

Федор сидел на кровати, согнувшись в дугу, и шарил рукой в коробке с таблетками. На шерстяном платке в рыжую клетку, свернувшись в клубок, лежал такой же рыжий котенок.

– Пипетку ищу, – увидев нас, пробурчал Федор, – сейчас кормить его буду.

– А молоко у вас есть? – встревоженно проговорила мама и как-то странно на него посмотрела.

– А как же, – он показал глазами на подоконник, – только подогреть надо и водичкой разбавить.

Мама взяла бутылку и, крикнув «Я мигом!», помчалась на кухню.

Кормить котенка было нелегко. Он ни в какую не хотел открывать рот, извивался, захлебывался… наконец, проглотив несколько капель, обмяк и уснул у меня на руках.

Прошел месяц. Котенок, названный Мурзиком, по-прежнему жил у Федора в комнате, а мы ходили его навещать. Из бледно-рыжего тощего доходяги он превратился в ярко-бронзового пушистого котенка с белой грудкой и серо-рыжим хвостом. Как Федору удалось выкормить практически полудохлого малыша, не могу понять до сих пор. Но мое отношение к этому человеку с тех пор изменилось, так же как и у моих родителей, которые теперь частенько задерживались у него в комнате и вели какие-то взрослые разговоры о работе и о житие-бытие, к которым я, честно говоря, не особенно прислушивалась, поглощенная игрой с Мурзиком.

На кухне Федор теперь появлялся редко, разве что подогреть еду и тут же унести ее в комнату, что тоже удивляло соседей, и особенно Надьку, привыкшую к утренним распрям и, как мне казалось, тосковавшую по ним. Она подолгу задерживалась у плиты, прислушиваясь к шагам в коридоре, бесконечно грела чайник, но чай не пила, по нескольку раз в день перемывала посуду, бесцельно бродила по коридору…

Однажды я застукала ее около двери Федора подглядывающей в замочную скважину. Заметив, что за ней наблюдают, Надежда присела на корточки и сделала вид, что ищет пуговицу, которую якобы потеряла. Пришлось притвориться, что я ей поверила, и для убедительности тоже начать искать. Пока мы ползали по полу в поисках несуществующей пуговицы, из комнаты вышел Федор. Угостив меня конфеткой, он снисходительно посмотрел на Надежду и, насвистывая, направился к выходу.

Работал Федор недалеко от дома, в часовой мастерской, в подвальном помещении одного из соседних бараков. Поэтому часто забегал домой, проверить и покормить своего Мурзика.

В один из таких дней Надежда, как обычно, суетилась на кухне, готовя для своего ненаглядного ужин. Тот должен был вернуться из очередной командировки, и она старалась вовсю. К его приезду она обычно пекла пироги, готовила борщ, говяжьи котлеты и чуть ли не с рушником встречала его у порога. Меня удивляло ее идолопоклонничество перед человеком, который принимал все это как должное, а порой еще и кривил свой маленький рот, не попробовав ни того ни другого.

Громыхать кастрюлями Надежда начала чуть ли не в пять утра, перебудив всех жильцов коммуналки. Через какое-то время к грохоту кастрюль присоединился женский визг и оглушительный мужской голос. Я подумала, что это Надежда сцепилась с Федором, и напрягла слух. Но слов было не разобрать, а спать очень хотелось. Я закуталась с головой в одеяло и тут же заснула.

О том, что произошло на кухне, пока я спала, мне рассказал отец, ставший невольным свидетелем и участником семейных разборок.

Когда он появился на кухне, скандал уже принял вселенские масштабы: на полу валялась перевернутая кастрюля из-под борща, котлеты, миска с пирогами и разбитая Надькина чашка, а влюбленная парочка, как два бешеных пса, с визгами и воплями бросались друг на друга, вернее, набрасывался Карась, а Надька активно сопротивлялась.

Пытаясь остановить разошедшихся супругов, отец вклинился между дерущимися, за что получил удар по голове от Карася и поток брани от Надьки. Пока он приходил в себя от подлого удара соседа, Карась выскочил в коридор и, опрокинув стоявший на пути велосипед, помчался к двери. Следом за ним из кухни выбежала Надежда. Перепрыгнув через велосипед, она с воплями бросилась под ноги Карасю. Муженек был вне себя от бешенства. Схватив Надьку за грудки, он шарахнул ее головой о стену и ринулся к выходу. Надежда издала звук, похожий на «уф», и, как ртуть в градуснике, скатилась на пол. В этот момент из комнаты выскочил Мурзик. Истошно мяукая, он бросился за Карасем и, вцепившись когтями в брючину, повис на ней, как сопля на стене. Карась схватил котенка за шкирку и, отодрав его от себя, с криком «Убью!» швырнул в коридорный проем. Мурзик ракетой пролетел мимо вышедшего из комнаты Федора и, впечатавшись в стену, шмякнулся на пол.

Пока Федор с отцом метались между Надькой и Мурзиком, Карась благополучно выбрался из квартиры. Услышав звук захлопнувшейся двери, отец бросился догонять изувера.

На крики из комнат повыскакивали соседи, в том числе и мы с мамой, которая до последнего не хотела меня выпускать. То, что я увидела, выбежав в коридор, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Надежда, белая как мел, лежала на полу в большой луже крови, а Федор стоял перед ней на коленях и дул ей в рот, пытаясь сделать искусственное дыхание. Тетя Соня, трясясь как холодец, пыталась вызвать скорую помощь, Оксана успокаивала орущего на все голоса кота, остальные соседи словно приклеенные стояли около своих комнат, давая робкие советы по Надькиному оживлению.

Милиция и скорая приехали одновременно. Следом за ними в квартире появился отец. Он волочил за собой визжащего Карася, который хватался за все, что попадалось под руки, включая висевший на стене самокат, одежду и детские рисунки, прикрывавшие дыры на вылинявших обоях нашего унылого коридора.

Врачи около часа пытались привести Надьку в чувство, делали уколы, пихали в рот какие-то таблетки, в конечном итоге переложили на носилки и спешно вынесли из квартиры.

Тем временем следователь допрашивал на кухне Карася, который пытался свалить произошедшее на Федора, не преминув сообщить стражу порядка об уголовном прошлом соседа и личной неприязни к его горячо любимой жене. Следователь не стал разбираться, кто из них прав, а кто виноват, надел на подозреваемых наручники и под возмущенные голоса соседей вывел их из квартиры.

На следующий день мама с тетей Соней поехали к Надежде в больницу. А папа с Оксанкой и Василием Васильевичем отправились в милицию – выручать дядю Федю. Вечером вся коммуналка собралась на кухне, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. А ситуация, прямо скажем, была не из лучших. Надежда все еще находилась в коме, Федор сидел в следственном изоляторе.