Герман Кирсанов - Вьетнамские каникулы. Необязательная встреча

Так совпало, что в период наивысшей возбудимости любовью и коньяком, я занимался реставрацией столетней библии. Удивительно, но, несмотря на то, что мною уже была прочитана не одна сотня книг, ни Ветхий, ни Новый Завет я не читал. Даже нескольких страниц с малопонятной дореформенной орфографией мне хватило, чтоб попасть в плен самой Великой из всех написанных на Земле Книг. Чтоб не мучиться с ятями и фитами, я нашел в запасниках современную библию и начал ее изучение. Библейские истории настолько потрясли меня, что у меня возникло нереальное проектирование образов героев Священного Писания на окружающих меня людей. Мир разделился на Иуд и Апостолов, на фарисеев и убогих калек. Мозг возбужденный безответной любовью и алкоголем рисовал картины похлеще полотен Караваджо и Веронезе. Перед глазами пробегали, как реальные, события от битвы Давида и Голиафа, до распятого на кресте Спасителя.

Окружающие почувствовали во мне еще одну перемену, потому как скрыть мои горящие глаза было невозможно. Нет, я не стал одномоментно религиозным фанатиком, но во мне что-то внутри загорелось или точнее сказать затлело.

Оля видела, что со мной творится и, понимая, что дальше так продолжаться не может, решилась на серьезный разговор. Шел второй год моих ухаживаний. Пора уже было расставлять все точки над «и».

После работы, по инициативе Оли, мы встретились на ближайшей к библиотеке лавочке.

Была весна. Пели птички, цвели деревья, гуляли люди. Мир оживал после зимнего сопора. Грустить никому не хотелось, но судя по серьезности объекта моих воздыханий, радости мне в тот день не полагалось. Да собственно не нужно было быть провидцем, чтоб понять, о чем пойдет разговор.

Из красивых уст дипломированного филолога полилась размеренная, благопристойная речь. Смысл всего, хоть и красиво сказанного, сводился к тому, что я Оле нравлюсь, но её духовный учитель не советует ей со мной встречаться. Что за духовный учитель, и какие духовные практики не позволяют нам быть вместе, не уточнялось.

Всё было очень логично. За несколько лет до Оли у меня случился роман с одной из работниц библиотеки, как следствие клеймо – «Дон Жуан», а после «лечения» коньяком прилепился еще и ярлык алкоголика. Если прибавить к этому мою небогатость и почти десять лет разницы в возрасте, то получалось, что шансов у меня не было.

Я пытался убедить Олю, что я гораздо лучше, чем обо мне говорят. Что коньяк начал пить, потому что немели пальцы, а служебный роман просто эпизод, временное увлечение! Но любимая мне толи не верила, толи не хотела мне верить.

«Оставь, меня пожалуйста и больше не беспокой!» – произнесла она напоследок, опустив свои красивые зеленые глаза на холодный асфальт тротуара.

Минуту мы сидели неподвижно. Затем Оля встала и пошла. Я был не в силах даже смотреть ей в след. Возникло ощущение, что книга закончилась. Жалко, что автор решил написать такой нерадостный финал, но увы, что написано, то написано.

В этот момент мне показалось, что возле песочных стен нашей «публички» прошел отряд римлян, а ступеньках сидят Апостолы и обсуждают кто из них Первый.

На следующий день прям на рабочем месте у меня случился инсульт. Вызвали скорую. Врачи предположили внутримозговое кровоизлияние. После недолгого консилиума было принято решение о срочной операции.

Лежа на операционном столе, я ненадолго пришел в сознание и краем глаза увидел, как хирург перекрестился и положил под меня маленькую ламинированную иконку Божьей Матери. В этот момент я дал обещание Всевышнему, что если останусь в живых, то посвящу всю свою дальнейшую жизнь Служению Богу!

Так оно и вышло. Операция прошла успешно, но почти месяц мне пришлось лежать в больнице. Имея кучу свободного времени, я опять перечитал Новый Завет. В этот раз впечатление от прочтенного, было другое. Воодушевившись описанием земной жизни Спасителя, мне показалось, что я нашел новый путь, новый смыл жизни. Стало стыдно за бесполезно прожитые годы. Я почувствовал себя блудным сыном, который без толку прожигает свою жизнь.

Вернувшись на работу, стало окончательно понятно, что ни Оля, не книги меня больше не интересуют. В мозгу уже произошли какие-то необратимые процессы. Меня посетила какая-то другая, неизмеримо большая любовь.

Несмотря на протесты матери, я уволился из библиотеки и поехал в область, в ближайший мужской монастырь. Обычно, те, кто хотят стать монахами посещают несколько монастырей и выбирают место по душе, но у меня было не так. Я приехал и сразу понял, что это моё место.

В чине «трудника» прожил первый год. Затем меня зачислили в братию в качестве «послушника».

Глава 3. Шлем спасения.

За окном стало заметно тише. Создалось впечатление, что на улице просто идет сильный дождь. Вода, затопив половину нашего номера, остановила своё движение. Взглянул на часы – девять вечера. Очень хотелось, чтобы этим микро-наводнением всё закончилось, но вдруг погас свет. Посмотрел в окно – чернее черного. В коридоре послышались крики и возня. Через несколько минут появился хозяин с зажигалкой и свечами. Дальше наша беседа продолжилась при слабом восковом освещении.

– Отец Александр, а сколько времени нужно, чтобы стать монахом? – поинтересовался я.

– У всех по-разному. Обычно, после того как ты стал послушником, на тебя смотрят несколько лет, но, если видят, что ты внутренне готов к монашескому подвигу могут «постричь» уже через год.

– А у Вас как это было?

– Став послушником, я радовался, что у меня есть время, для подтверждения правильности выбранного пути. Осознанный выбор – вот что самое главное в начинающейся монашеской жизни. С одной стороны, я обрел душевное равновесие и успокоился, но с другой стороны стоял перед самым серьезным решением моей жизни. Постриг – это билет в одну сторону, это – обет, клятва Богу. Изменил клятве – изменил Богу. Конечно, теоретически можно стать монахом, а потом передумать и вернуться к мирской жизни, но в православном мире уход монаха из монастыря – это трагедия.

– А какая статистика по уходу из монастыря? Каков процент? – по-журналистски спросил Эрик.

– Честно говоря, общий процент не знаю. Слышал, что в Сретенском монастыре за двадцать лет ушли четыре монаха.

– Не много! И в чем здесь трагедия? Ну, ошиблись, переоценили свои силы, мне кажется это нормально! – заспорил Эрик.

– Ничего нормального в этом нет, – сдержанно возмутился иеромонах. – Человек должен думать, куда и зачем идет, для этого у него голова. Вот представьте, парень решил стать военным. Поступает в училище, учится, и затем отправляется в часть для прохождения службы. Походит год, два и вдруг война! Но тут, когда Отечество ждет от своего сына подвига, сын осознает, что воинская служба это не его! Ему внезапно хочется спокойной жизни с женой и бутылкой. Монашество – это тоже служба, это тоже подвиг!