Алексей Ефремов - Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

– Похоже, часовой завалился, – констатирует Серега.

– Что, теперь полк расформируют, товарищ старший лейтенант? – демонстрирует Серега глубокое знание устава. Старлей лениво хихикает.

Я захожу в здание штаба. Помдеж и дежурный по штабу сержант хитро переглядываются и начинают демонстративно ржать. Поднимаюсь на второй этаж, с «квадрата», натянув как тетиву автоматный ремень (того гляди лопнет), на меня преданно таращится часовой. На лбу багровеет здоровенный рубец, уже начиная трансформироваться в фиолетовую гематому. Все ясно – уснул и, завалившись с «квадрата», шарахнулся лбом об ограждение поста. Все поле вокруг «квадрата» на сигнализации.

– Спал?

– Никак нет.

– А сигнализация почему сработала?

На лице бойца отображается напряженная работа мысли.

– Сама, что ли? – прихожу ему на помощь.

– Так точно! – радостно децибелит часовой.

– Не ори, я не глухой. А шишка на лбу откуда?

– Не могу знать! – необыкновенно удачно выкручивается страж полковой святыни.

Спросонья он не в состоянии придумать ничего правдоподобного. Я в его пору, чтобы не рухнуть, садился на пирамиду, которая имеет небольшой удобный выступ. Ноги при этом оставались на «квадрате», а тело принимало довольно устойчивое положение. Разглядываю бедолагу: это тот, который был со мной в командировке, у которого на левой руке сантиметровый обрубок вместо мизинца. Шустрые «комоды» с его взвода уже нашли применение его недостатку. Таскают бойца в другие подразделения и спорят там с сержантами, что он может мизинец полностью в ноздрю засунуть, или в ухо. Говорят, уже бритвенный станок выиграли. Ладно, ты у меня ночью отработаешь. Сообщаю по переговорнику, что тревога ложная, знамена на месте и расформирование нашей части в очередной раз откладывается.

Днем, в бодрствующей смене, со скуки наблюдаю, как «фишка» у пирамиды с автоматами упорно борется со сном. Вот тело слишком неестественно для сидящего на табуретке вытягивается, потом в разрезе глаз проявляются страшные белки, какое-то время еще сохраняется неглубокий прищур, и, наконец, веки окончательно смежаются. В этот момент сон еще очень чуток, и я выдерживаю необходимую паузу. Затем подхожу и несколько раз окликаю горе-охранника по фамилии. Реакция нулевая, в этот короткий период сон достигает максимальной глубины. Я не торопясь выгребаю из пирамиды автоматы и складываю их под топчан в спальном помещении, после чего занимаю прежнюю позицию. Теперь ждать. Долго в таком натянутом положении дух спать не может. Минут через пять он теряет равновесие и, мотнувшись в сторону, все-таки успевает в последний момент удержаться на табуретке. Глаза резко открываются, через несколько секунд взгляд принимает осмысленное выражение. Он воровато стреляет зрачками по сторонам и, убедившись, что никто ничего не заметил, продолжает нести свою нелегкую службу. Минут через десять я решаю сообщить ему, что данное мероприятие не имеет уже столь глубокого смысла. Отсутствие в пирамиде оружия является для него полным откровением, и из состояния шока его выводит мощный, отрезвляющий «фофан».

Теперь ближайшие полчаса его службы будут посвящены углубленному изучению, совмещенному с чтением вслух статьи УК о мерах наказания за утерю холодного и огнестрельного оружия. Кстати, за огнестрел там до семи лет. После чего я великодушно сообщаю ему о месте нахождения пропажи.

Прошлый выходной на КПП приходил Олег, мой друг детства, у которого мне уже довелось бывать здесь в гостях. Он приехал в очередной отпуск, собирался жениться и хотел видеть меня в роли свидетеля на празднике жизни. Сказал, что свадьба должна состояться через неделю, подробности он сообщит. Решаю подойти к комбату, чтобы, сославшись на родственные связи, отпроситься на такое желанное для любого солдата мероприятие.

Я разводил последнюю смену. Мы вышли из здания штаба и привычно свернули за угол, когда меня окликнули. Это был прапорщик Соловьев, тоже одноклассник, комсомольский секретарь нашего дивизиона. В нескольких метрах на скамейке сидели три офицера, чему я не придал особого значения. Чтобы не светиться толпой, я отправил своих караульных вперед, а сам задержался с прапорщиком. Он сообщил день и время свадьбы. В этот момент в нашу сторону обернулся сидящий с краю капитан Лебедев, начальник секретной части. Это он прошлой осенью забирал нас с пересыльного пункта.

– Сержант, ко мне!!! – неприятно резануло слух.

По сути, он прав. Перемещение караульных по территории без сопровождения разводящего является грубым нарушением устава. Я получаю по полной программе, а заодно и прапорщик, и вдогонку слышу до боли родное: «Опять вторая».

Перспектива свадебной гулянки начинает выглядеть весьма туманно. На следующее утро я все же подхожу к комбату со своей просьбой, понимая, что вероятность положительного ответа даже не нулевая, а практически отрицательная, если такая бывает. Ему уже доложили и продули дымоход, и поэтому взгляд, которым он меня одарил, не оставил сомнений, что с этого дня я больше не принадлежу к славной когорте гомо сапиенс. Попытка Соловьева объяснить ситуацию и взять вину на себя тоже не увенчалась успехом. Погоны представителей героической профессии катят против капитанских лишь в том случае, если прапорщик занимает материально-ценностную должность типа заведующий продовольственным, вещевым, ГСМ складом, начальник столовой и т. п. Идеологический сектор не тянет в силу малоуважаемости профессии и маломерности в данном случае самой должности.

Я уже окончательно распростился с надеждой, и мне искренне сочувствовали близкие сослуживцы. Однако накануне свадьбы, в пятницу, я увидел на территории полка гражданского, который направлялся к зданию штаба. Это был отец Олега, директор местной школы, уважаемый в гарнизоне человек, бывший фронтовик, через руки которого проходили все офицерские дети. Пришел просить за меня. Я вспомнил, как в детстве, бывая у Олега в гостях, страшно завидовал ему, когда, вставая у отца за спиной, он нащупывал у того под ребром оставшийся с войны осколок. Иногда он доставал отцовские награды: орден Славы, тяжелую, огромную медаль «За отвагу» с силуэтом танка Т-28, «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина». Он каждый день мог играть ими.

Вопрос по поводу моего присутствия на свадьбе решился в итоге положительно. Меня вызвал комбат и, не скрывая досады, сообщил:

– Завтра идешь на свадьбу. Но попробуй там хоть рюмку выпить. Сгною…

«Как же», – подумал я про себя, но вслух произнес:

– Так точно!

Теперь уже капитанские погоны не тянули против подполковничьих.

Мы подобрали парадку по размеру, и в субботу, после завтрака, я отчалил. Свидетелем на свадьбе я был впервые. Свидетельницей же была одноклассница Олега, Светлана, которую я, правда, не помнил. Очень даже интересная девушка, новоиспеченный доктор, и я, по долгу свидетеля, а также из личного интереса, начал оказывать ей знаки внимания. Наверное, очень неуклюже, так как за последний год совершенно отвык от женского общества. И вообще, окунулся в совершенно непривычную для меня атмосферу гражданского праздника.