Алексей Ефремов - Учебка-2, или Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!

Сначала ездили в соседний поселок, в ЗАГС, где мы со Светланой засвидетельствовали своими подписями состоявшийся брак. Затем в ближайший райцентр погулять и, как тогда было принято, возложить цветы великому кормчему и погибшим солдатам. Затем вернулись в гарнизон, где свадьба продолжилась в местной школе. За столом я даже произнес короткую пламенную речь, хотя в ту пору испытывал некоторые трудности с длинными монологами, но уже принятый допинг помог мне справиться с непростой задачей. Памятуя о наказе командира батареи, крепкими напитками я не увлекался, но особо себя и не ограничивал.

Но праздник закончился. Света вызвалась меня проводить. Мы не торопясь шли по городку, и я узнавал знакомые с детства места. Детская память хваткая, под ногами до боли знакомые выбоины на асфальте, переходящие в посыпанные шлаком дорожки. Все только как-то уменьшилось и сузилось. А вот горка, срываясь с вершины которой мы неслись сломя голову на первых велосипедах-трансформерах, которые переделывались из трехколесных на двух. Литые узкие шины, полное отсутствие тормозов и никакой амортизации. Выпученные глаза, бешено вращающиеся педали и жесткая отдача каждой выбоины в незакаленный жизнью организм делали этот спуск умопомрачительно опасным и захватывающим. Теперь она сгладилась так, что и горкой-то не назовешь. А вот местная достопримечательность – памятник великому Ильичу, выкрашенный серебрянкой. В легкой поступи он указывает рукой в сторону стадиона, как бы приглашая прохожих вести здоровый образ жизни. В памятном 67-м мы как-то шли мимо него гомонящей гурьбой. Кто-то нашел в песке юбилейный рубль с его изображением, и остальные пухли от зависти до самого вечера. Напротив небольшой сосняк, теперь уже изрядно подросший, а тринадцать лет назад был пушистый метровый подлесок среди зарослей дикой вишни, которую в незрелом виде мы использовали в качестве боеприпасов для плевательной трубки. А в спелом – потребляли в огромных количествах, несмотря на ее мелкий, непрезентабельный вид. И не было ничего вкуснее. В сосняк же мы по-партизански заползали, когда темнело, подслушивали разговоры проходящих мимо взрослых и шпионили за целующимися парочками. А иногда, не выдержав, смеялись или что-то выкрикивали, пугая прохожих.

Мы шли, окутанные теплом летнего вечера и разговаривали обо всем – дружбе, любви, детстве, жизни. Она нравилась мне – умная, красивая, милая. К тому же почти год зазаборной жизни будоражил молодой организм. Но настоящий солдат не должен показывать своего состояния, так мне почему-то тогда казалось. С Валентиной, которую я какое-то время считал своей девушкой, мы почти не переписывались. Света держала мою пятерню в своих маленьких ладошках, нежно массируя осторожными докторскими движениями покалеченный палец, рассказывая о каких-то приспособлениях, резиновых колечках, позволяющих разработать негнущуюся фалангу. Я не очень понимал, как можно заставить гнуться то, чего практически нет, но слушал с удовольствием. Порой, задерживая в своей огрубевшей лапе ее легкие пальчики немного дольше, чем требовала ситуация, я испытывал уже забытое удовольствие, с радостью отмечая, что в голове моей совершенно не возникает крамольно-похотливых мыслей.

Мы расстались у местного ДО, и хоть вольная у меня до двенадцати ночи, я не пошел по трассе к КПП, а тайными проулками пробрался к пролому в заборе со стороны автопарка. Проломом пользовались все, это был самый короткий путь, прямо от ДОСов, дабы не обходить бесконечный забор. Просочившись мимо крайнего дома, подсветившего мой путь окошками потусторонней жизни, я на минуту остановился у чернеющего проема, чутко вслушиваясь в темноту. Ничего не выдавало чужого присутствия. Я, конечно, не думаю, что Пургин такой идиот, чтобы торчать в казарме до ночи с целью уличить меня, но береженого бог бережет.

Достаю из кармана предложенное Светланой ноу-хау. Маленькая, плоская, круглая баночка красного цвета, с золотой звездой на крышке. Меновазин, или попросту «вьетнамская звездочка». Отковыряв крышку, черпаю мизинцем, густо намазываю в глубине носа и несколько раз глубоко вдыхаю. Теперь наличие алкоголя в организме может определить только медэкспертиза, легкие впитывают резкий аромат бальзама и на выходе невозможно понять происхождение запаха. Стою еще пару минут, наслаждаюсь свободой, не отрывая взгляда от мерцающего огнями ближайшего ДОСа. Наконец решительно проваливаюсь в черную дыру, мгновенно растворяясь во мраке полковой территории.

Судьба моей неожиданной знакомой сложилась трагически. Она вышла замуж за офицера, у которого после афганской контузии развилась серьезная эпилепсия, а сама через несколько лет неожиданно умерла от острого лейкоза после рождения второго ребенка.

Я без труда проник в казарму, дневальный на тумбочке подтвердил предположение об отсутствии комбата. Горелый с Большим не спали, ждали меня. Я высыпал из кармана несколько шоколадных конфет.

– Пил? – спросил Серега, с любопытством наблюдая за моими неуверенными движениями.

– Вообще ни грамма, – честно соврал я.

– Да ладно, мотаешься как шланг, и глаза… – вступил в диалог Большой. – А ну, дыхни!

Я с готовностью дунул в каждое лицо загадочным выхлопом.

– Слушай, ни хрена не пойму, чем пахнет, – констатировал Горелый.

Ноу-хау работало.

Наступило утро. Под гомон пробуждающейся казармы я продрал опухшие глаза. Мимо, по центральному проходу, с полотенцем на шее шел Шура Молодцов.

– Леха, день минус! – радостно сообщил он, отбросив в прошлое еще одни сутки нашей постылой службы.

Последнее время он таким образом держал меня в курсе. Срок нашего долга Отчизне неумолимо сокращался. Вскоре к нему прилепилось его же выражение, и в историю второй батареи он вошел как «Шура-минус».

После завтрака мы с Колосовым отправляемся в автопарк. На следующей неделе на плацу показ боевой техники, и мы должны достойно представить два тренажера. В боксах стоят четыре наших машины. Две совсем убитые, а две ничего, одна вообще почти новая. ЗИЛ-157 до сих пор выпускают где-то на Урале. Машина хоть и устаревшая, но очень хорошая. Всего два советских автомобиля получили в свое время гран-при на выставке в Париже – это «Волга» ГАЗ-21 и ЗИЛ-157. Из действующих машин две в автопарке и две на учебном поле. Новый и старый «захары» стоят друг за другом. Старый еще с отдельной педалью для стартера. Целый день мы возимся с ремонтом. Я хоть и дипломированный механик, слабо разбираюсь в машинах, практики не хватает. Поэтому Гоша доверяет мне только снимать и промывать агрегаты и заклеивать камеры. Собирает, подгоняет и налаживает он все сам. Через две недели его окончательно переведут во взвод вооружения «замком», там совсем командовать некому.