Вячеслав Гуревич - Мемуары шпионской юности

– И Майрон там тоже будет, он поклялся. Я вас упомянула в разговоре, он такой придурок бывает, но у него золотое сердце, конечно же он вам поможет…

Таки помог. И все. Майрон стал моим личным тупиком.

Но Джош Конкорд – это было интересно. Это могло оказаться выходом из тупика. Как выразительно Майрон ни кашлял, пытаясь прикрыть свое «знание» жаргона, мне было ясно: мистер работал в ЦРУ. Всем системам приготовиться .

Да знаю я, знаю про этот spycraft, эти правила игры, которым их обучают в шпионских школах: мне следовало отследить этого Джоша до метро, сесть на поезд №1 в направлении «Даунтаун» (скорее всего), следить за ним со станции… Но мне уже это надоело, сколько можно все делать по правилам? Правила – это для тех, с серебряными ложками во рту, папа-мама в министерстве, пара звонков – и ты в шоколаде, «не клади ногу на ногу»… а я что? Что я имею с тех правил? Я уже провел в Америке четыре месяца, которые были как сорок лет; я мог пройти весь город от Брайтона до Вашингтон-Хайтс с завязанными глазами; я обошел Кристофер-стрит, где педерасты обсасывают и облизывают друг друга на каждом крылечке, и Девятую авеню, где на каждом углу тебе предлагают «дайм-бег», или пластиковый пакетик с колумбийской на червонец; и Сент-Маркс, где придурь с выжженными невидящими глазами все ждет пришествия Боба Дилана, или Мика Джаггера, или все равно кого, потому что он когда-то играл в каком-то подвале за углом. Я изучил все Бродвеи – западный (художники), восточный (китайцы), северный (никто не знает). Я приставал ко всем насчет поговорить – в метро, в барах, на улице… народ отвечал охотно, надо мной смеялись, да иной раз и я смеялся в ответ, что существенно повышало градус мир-дружбы. Мой акцент таял, как снежная баба в Майами (Майрону об этом знать не надо), и я все равно чувствовал, что я буксую в песке, или в грязи, или даже на гаревой дорожке…

– Эй! Tovarish! – крикнул я Джошу, когда он двинулся к выходу.

Брюки хаки, легкий льняной клифт, узел галстука отпущен, верхняя пуговица расстегнута, здоровенные очки Aviator – точь-в-точь образцовый профессиональный интеллигент с Upper West Side, – может, даже заведует разделом перформансов в «Таймс»?

– Ye-e-e-es?

– Могу ли я заинтересовать вас чертежами новехонькой советской ядерной подлодки «Виски-класс»? У нас тут распродажа, все чертежи со скидкой девяносто процентов членам профсоюза. За кэш предлагаем систему наведения торпед, прямо с завода – нравится?

– У вас закончились медика́менты, Tovarisch Закс – я правильно произнес вашу фамилию? Какая фамилия у вас была в России – Захаров? Захаревич?

Акцент у него был вполне приличный. За прибалта сошел бы. Эдакий горячий бруклинский парень. Он не замедлял ход ни на секунду. Ни для меня, ни для юбочек первокурсниц, взлетавших над загорелыми бедрами. Шел, как танк, по прямой.

Я «прочел» его по-быстрому. Ему нужно было отвезти папку Майрона на Федерал Плаза. Но прежде ему надо было отвязаться от меня и поймать такси. Вот ведь засада какая. Так всегда, когда имеешь дело с этими, которым деньги на расходы немерено выдают. Теперь мне нужно было выбирать: то ли я буду настырной заразой прямо сейчас, или позже придется вести себя подозрительно (при нашей следующей «случайной» встрече).

– Послушайте, Конкорд, у меня есть доказательства, что Майрон двойной агент.

«Не повернул головы кочан», гад.

– Я кой-чего забыл сказать на интервью на въездную визу в Риме.

Его лицо перекосилось, как будто съел целый лимон.

– Позвоните в установленные часы. Наш номер есть в телефонной книге.

Он задрал руку, остановить машину.

Чего ж он от Рима так дергается?

Такси появилось моментально, как будто стояло за углом. Как будто это была црушная бибика в желтом обличье такси. Или же таксист Ральф Диаз инстинктивно осознавал, что имеет дело с очень важным чиновником.

Я ухватил было ручку двери, но Джош хлестнул меня по руке – довольно жестко. Я чуть не подул на руку, что было бы совсем по-детски.

– И не думай даже.

– А чо там с Римом? – сказал я весело-нагло.

Давай поковыряем болячку. Какая у тебя там сукровица?

Но Джош уже прочно обосновался на заднем сиденье.

– А может быть, хорошая идея – вас депортировать в ваш родной колкхоз ? Сейчас там уже… – Он замялся, среди его хобби «Агрикультура» не значилась.

– Озимые? – предложил я. – Доярки? Запои? (Теперь это называется «keywords». )

Он сокрушенно покачал головой и скомандовал Диазу:

– Federal Plaza. On Broadway?

Я хотел было пискнуть о «начале прекрасной дружбы» (см. кино «Касабланка»), но пока я вспоминал правильный артикль, он уже был готов:

– «Виски-класс» не делают с 1958 года, Закс.

И был таков.

Сет за Конкордом, 6:4. Да мне все равно нужно было в туалет. (Главное, это оправдать поражение.)

Вернувшись в свои грустные апартаменты, я тут же открыл купленный по дороге «Гиннесс» и пошел бороздить просторы моей студии с такой скоростью, что чуть в стенку не приложился. Что было не так сложно в данной каморке; посему я замедлил ход, чтобы не оказаться в Рузвельт-госпитале, где сестры особенно надрываться не будут, как только унюхают пиво.

Так что я заставил себя притормозить на поворотах, по крайней мере для затяжек. Предстоящий звонок должен был быть коротким и по делу. Но я не собираюсь заморачивать вас динамикой своих мыслительных процессов. Скажем так: за восемь минут я проработал тридцать семь вариантов и выбрал два из них.

Тогда я рванул вниз по лестнице, чуть не опрокинув пожилую соседку, которая глянула на меня… да какая разница, глянула, ругнула. Я уже был на улице, выхватывая ручку телефона-автомата быстрее, чем 007 выхватывает беретту.

– Центральное разведывательное управление, с кем вас соединить?

Какой прелестный южный прононс. Прямо «Унесенные ветром». Я до боли сжал пальцы в кулак и выдохнул:

– Послание для агента Конкорда.

– Минуточку. Хорошего вам дня.

Ее сменил мужик – полный контраст.

– С кем я разговариваю? – На пол, сука!

– Меня зовут Константин, и Джошуа Конкорд должен перезвонить по этому номеру ровно через час.

Я продиктовал номер телефона, повторил и повесил трубку. Никаких расшаркиваний, никаких «хэв-а-блядский-день». Джентльмены не играют в хоккей. Нах не послал, и на том спасибо.

Я возвращался своей обычной шустрой приблатненной походочкой – как говорят в Америке, старые собаки не учат новые фокусы. Хватит, отбегался. Дома открыл еще один «Гиннесс» и сел ждать. В оставшийся час – пятьдесят семь минут, кстати, – любой вид деятельности казался немыслим. Включил местные новости: испанцев грабят, студенты протестуют, городские власти подворовывают. Все как у людей. Вся эта тягомотина кружилась у меня над головой и в отсутствие разрешения на посадку вылетала из окна. Я не мог ни о чем думать. Сердце билось о грудную клетку, требуя его выпустить хотя бы условно или по крайней мере использовать право на один телефонный звонок.