Вячеслав Гуревич - Мемуары шпионской юности

Наконец, цеховики, теневые производители с невообразимыми состояниями, московские Джобсы-Гейтсы. Как представитель Шахова я посещал сходки в Ялте и Сочи. Здесь мне было достаточно знать, кто в чем врет, как у кого идут дела, на кого Шахов мог положиться и на кого нет.

Чего-чего, а денег у меня хватало, JC; намного больше, чем я мог потратить, что было общей головной болью для цеховиков, которые жили в страхе предрассветного стука в дверь и умирали молодыми, ибо ни один кардиолог не может спасти сердце, которое живет под таким стрессом (добавьте три пачки в день и жирное мясо поздно на ночь).

И тут мы попадаем в тупик.

Я уже видел, что JC начинал ерзать от любой моей истории, даже косвенно связанной с нарушениями закона. Парадокс? Шехтер коррумпирован насквозь, и работа на него делает меня таким же коррумпированным. Какая разница, что я в некотором деле восстанавливаю справедливость; я коррумпирован по ассоциации, и, как ни верти, мой «облико морале» добела не отмыть. Диапазон толкований был от Большого Негодяя до Мелкой Сошки. То есть, может, моя коррумпированность и не тянула на то, чтобы дать мне от американских ворот поворот и отменить визу? На-а, овчинка-выделка… Но, конечно же, с таким прошлым работа на ЦРУ была немыслима. «Холодные руки, горячее сердце» – во всем мире формула одна и та же.

Моя ошибка. Опять все те же грабли.

Я думал, что чувак из ЦРУ может подняться над такой мелочью, как переадресовка пары тысяч рублей. То есть я уверен, что в Агентстве были люди, которые могли подняться и выше, но они уже поднялись, они сидели так высоко, что мне до них было просто не добраться. Вместо них я имел дело с лузером, который верит во все конституционные поправки и следует всем заповедям.

Что же делать, если такую карту сдала мне фортуна. Будем играть.

JС решил взяться за американизацию Закса на полном серьезе.

– Ты когда-нибудь суши пробовал?

Я сознался в невежестве.

– В России нет суши, так ведь?

Опять двадцать пять . Придушил в себе каламбур «одна шестая».

– В России много чего нет.

Меню в «Орока Суши» было просто, как правда. Суши-сашими-удон-терияки-темпура. Для меня это читалось как вступительные титры фильма Куросавы. Я сжал зубы. Все ясно: меня проверяли. Не было дня, чтобы Америка меня не проверяла. Но я готов. Я сдам все экзамены, какие есть. Всегда сдавал. На одном дыхании.

Презентация меня покорила. Эти пластиковые кусочки, разбросанные под неожиданными углами, разделенные зелеными стеночками на тусклом черном подносе, – это мое. Гастрономический «Морской бой». Цусима! А нежный вкус тунца-лосося-краба – это уже, пардон, халява.

JC вел себя тактично, в тон этническим особенностям обеда. Разве что не раскланялся и не гаркнул «Хай!», как достойный самурай. Я повозился с палочками, весьма бесславно, и затем, как прыгун с трамплина, перевел дух, отважно схватил кусок суши рукой и окунул его в соевый соус, ну прямо Александр Македонский с гордиевым узлом. JC не повел ни одним мускулом, поддерживая спокойно-отсутствующий вид; сидит такой Басё весь из себя и отслеживает себе вихляние листа по ряске пруда.

Я допил саке, выкрикнул «Банзай!» (про себя), задрал меч и ринулся в бой.

– Скажите мне, какая самая важная задача ЦРУ? Пролезть в мозг советского резидента, не так ли? Так я же его расколю, как орех? Чайковский? «Щелкунчик»? Чо, неужто не водили на утренник?

– Ты серьезно веришь, что с твоим прошлым, с историей работы на русскую мафию, ты являешься перспективным кандидатом для Агентства?

На самом деле ему не смешно, но тактически важно притвориться, что он якобы еле сдерживает смех. Все, что мне остается, – это подать заявление на резидентуру в московском отделении (Moscow Station) ЦРУ, и JC прорвет смехом так, что тщательно составленная Цусима разлетится по всему ресторану.

– Пер-спек-тив-ный кан-ди-дат, ха-ха, это как? Моя семья должна была прибыть на «Мэйфлауэр» в 1620-м? Или нужно кончить Плющелигу? Ну, вот взять вас хотя бы: все бумаги на месте, и что с того? Извините, забыл: вы работали в Риме.

– Ты не понимаешь таких вещей, – говорит он.

Судя по пьяно-мечтательному выражению на лице, он Вспоминает Ее. Саундтрек: «Блеск твоей улыбки» (у его красавицы вполне могла быть золотая фикса, а то и две, но сейчас не лучший момент выяснять такие детали). Или «Первый бал Наташи»: хрусталь, эполеты, пируэты…

Ну это же убиться можно: какая-то шалава подсекла его в Риме, а он все еще видит себя байроническим героем, разочарованным в человечестве. Сначала он разочаровался в ней, а теперь второй русский – я – и опять разочарование.

– Короче, – говорю, – не знаю, что у вас там было в Риме, но с тех пор ты русским не доверяешь. И я тебя понимаю. Я их вообще на пушечный выстрел.

– Работать на Агентство… – JC качает головой. – Ты просто не представляешь себе уровни бюрократии, проверки биографии…

– Да какая еще бюрократия. Я от нее всю жизнь как от ладана. Давай я буду твоим фриленсом. Спусти меня с цепи на савейских, да просто запусти меня на какой-нить дипприем, я тебе столько секретов нарою, ты год будешь разбираться. А не найду – что ж, приятно было познакомиться, деньги будут – заходи. Но если я что-нить найду, тебя же сразу назад возьмут! Какой там Фридман, ты опять на коне, цельный кабинет в Лэнгли, вид из окна аж до Флориды! А может, ты… того – все, сдался? Ну сам подумай – ну что ты теряешь?

А он уже думает. Он не сказал «нет», он не послал меня подальше. Я уже слышу, как лед ломается на реке, уже повеяло теплым ветерком… «Весна на Заречной улице», не меньше.

Hai! More sake, please? Да подогрей как следует! Банзай, кисо!

Мероприятие

Прием по случаю годовщины государства Бакваттенланд, дата не первой категории важности, но достаточно популярная в календарях посольств и миссий.

– Запущу я тебя, – сказал JC, – так и быть, позвоню, мне кое-кто должен.

– Фрак, смокинг?

– Oh please . Куда тебе еще фрак, нахлебник русский.

«Хуже татарина», – подумал я, но не озвучил. С этими плющелиговскими никогда не знаешь, вдруг в татарофобы запишет.

Справка

Бакваттенланд:

93-я по размеру экономика в мире,

один из изначальных основателей ООН,

рейтинг №11 в списке Amnesty International,

№12 в «За права млекопитающих»,

№1 в «Международной ассамблее пешеходов»,

максимум голов в своей группе на Кубке УЕФА – 2,

самое высокое место, занятое на конкурсе «Евровидение» – 21.

Зато: статус наблюдателя в НАТО и 12 миль границы с СССР. Посольство Бакваттен – истоптанная нейтральная полоса для встреч в обход железного занавеса, с приличным жарким из оленины и водкой на крыжовнике. См. «Секретный протокол США – СССР №299», гриф «Совершенно секретно». На государственных приемах в посольстве Бакваттен скрытое аудиовизуальное наблюдение не допускается.