Вячеслав Гуревич - Мемуары шпионской юности

– В игры будем играть? Может, разойдемся по-хорошему? Грант профессора Фельдмана скоро истечет. Думаешь, ему будут нужны советские статьи?

– Да у меня и в мыслях не было. Я просто хотел удостовериться, что вы знаете маршрут эмиграции.

– Я знаю этот маршрут. Моя работа заключалась именно в том, чтобы не пускать в Америку нежелательный элемент вроде тебя.

– И что, не поладили? Библиотечный день не дали?

Он пожал плечами.

– Я государственный чиновник. Перевели в другое место.

Люблю наблюдать, как угроза сжимается и окутывается меланхолией.

Я «читаю» его и тут же чувствую острую необходимость выйти.

– Прошу прощения.

Бывает, что на меня вываливается слишком много информации, причем под тяжелым эмоциональным соусом. Если бы у меня была инициатива, я «прочел» бы его так, как я это сделал с Эдит, или по крайней мере я бы переждал, делая паузы, медленно пережевывая входящие данные и переваривая их на будущее. Но за этим столиком я далеко не в седле. Срочно нужен перекур.

Плюхаюсь на стульчак, спускаю штаны – на всякий пожарный. Закуриваю – что абсолютно необходимо, и место самое подходящее. ОК. Итак, до недавнего времени JC сидел в посольстве США на Виа Венето в Риме и проверял еврейских беженцев, подавших на визу. Работа – не бей лежачего, натуральное dolce far niente; что же случилось? Ведь курирование Фридмана в Колумбийском никак не назовешь повышением. Ты в жопе, старик. Так что же, повторяю, случилось? Три стандартных гипотезы: бабло, бухло, бабы. Остальное статистически незначительно. Первые два – непохоже, слишком молод, слишком чистенький еврейский мальчик. Остается баба.

На берегах Тибра, среди мрамора и зелени Виллы Боргезе или, более вероятно, на шумных пляжах Остии, этот Живаго нашел свою Лару. Она: а) работала на КГБ, б) притворилась беременной, чтобы обеспечить визу, с) а плюс б. Неважно, это может подождать.

Грамматика простая: Рим был неудачей в прошлом времени. Колумбийский – наказание в настоящем. Леонид Закс – возвращение в ряды в будущем. Чем скорее это дойдет до JC, тем лучше.

JC вежливо осведомился о моем здоровье, никакой издевки, приятно слышать. На самом деле он был нормальный мужик. На данный момент это не играло роли, но в дальнейшем могло оказаться полезным.

– Официантка подходила, спрашивала, приносить ли тебе стейк.

– Очень даже. Всегда готов. Пионер всем пример.

На некоторое время диалог свелся к минимуму, поскольку мы погрузились в наши стейки. Особого аппетита у меня не было – я слишком волновался, – но я и виду не подал, тем более что с такой вырезкой особенно притворяться было несложно. (Можно подумать, что я так прямо разбираюсь в стейках.)

– Быстро ты ешь, – заметил JC, пока я подбирал каждую каплю соуса остававшимся куском мяса.

Ну да, ясный перец, убрать стейк за пятнадцать долларов с такой скоростью, как будто это Биг Мак, – это моветон. Надо смаковать туда-сюда, говорить умные вещи между кусочками…

– Дурная совковая привычка. Что уж там.

Я был вхож в лучшие рестораны в Москве, но я никогда не любил проводить на ресторанных пиршествах больше времени, чем требовалось. Раболепные официанты, надменные боссы – это не мое. Кроме того, если меня звали, это было по работе.

– Для переваривания пищи тоже не очень полезно.

– Жизнь в СССР вообще не очень полезна для здоровья.

Наконец JC прикончил свой стейк и отставляет тарелку, оставив на ней пару ломтиков картошки. Уссацца какие манеры.

– Мы можем о делах?

JC взялся за руль. Хватит кокетничать.

– Что же ты такого недоговорил на своем интервью? Ты осознаешь, что ложь на заявлении может привести к депортации?

– А я и не лгал. Но я и не устроил шоу, как с Эдит.

Пауза.

– А чем ты вообще в России занимался? Ты использовал этот свой «дар»?

Вот мы и подошли к интересной части.

– Насколько вы разбираетесь в советской жизни? Вы знаете, что такое «цеховик»?

Официантка приносит десерт. Яблочный пирог a la mode, то есть подогретый с мороженым сверху. И «нью-йоркский чизкейк». JC заверил меня, что эти два блюда – то, на чем стоят Америка и Нью-Йорк, соответственно.

Мы делимся, чтобы дать мне попробовать оба. Оба действительно потрясающи. Половина чизкейка слетает по моему пищеводу быстрее, чем Шумахер на «Формуле-1», только без рева мотора. Я меняю тарелки. A la mode звучит претенциозно, но концепция сочетания подогретого пирога с мороженым посылает сноболексические возражения подальше.

– You like?

Исключительно из вежливости я мычу в ответ. Какие уж там разговоры. Господи, дай мне силу воли остановиться на полтарелке и предложить остальное JC.

I love America. Им надо бомбардировать советское посольство этими десертами; через пару дней им придется нанять дополнительный персонал для перебежчиков. Мои вкусовые рецепторы давят на меня встать навытяжку и с рукой на сердце спеть «O Say Can You See».

Или что-нибудь в этом роде. Текста я конечно не знаю. Я кот из Стругацких, который знает две строчки любой песни. «Это есть наш последний»? «Allons enfants de la рatrie»?

Да, я «читаю» мысли – правильнее сказать, я «читаю» микрожесты и выражения лица, меня невозможно обмануть, но мое собственное лицо открыто нараспашку. Даже JC видит, что там написано.

– Можешь доесть пирог, в меня столько не влезет.

Я осознаю, что на тарелке осталось буквально на два укуса. Стыдно-то как. Я опускаю глаза и бормочу спасибо, тише не бывает.

– Итак. – JC медленно помешивает сахар в кофе. – «Tsekh» – это секция на заводе, правилно ? Ты был nachalnik tzekha ? Это ответственная работа, нет? Ты слишком молодой, по-моему.

Вот в чем проблема с этой ихней «Плющевой лигой» – Толстого они учат, но про теневую экономику ни слова.

– Цеховик – это бизнесмен, – объясняю.

JC фыркает.

– Это черный рынок? Fartza ?

– Я понимаю ваш скептицизм. Вы думаете о прыщавых юнцах с запахом изо рта и ужасным акцентом, которые хватают тебя на улице и шепчут: «„Левис“ джинс? „Мальборо“»? Их трудно уважать, я не спорю. Уже не говоря о том, что каждый второй из них стукач. Если человек не хочет привлекать внимание, их лучше избегать.

– А ты тогда кто будешь? Что же такое ты делал в России?

– Это не так просто объяснить.

Я колеблюсь… по идее, я мог бы это объяснить за одну минуту. Но беда в том, что JC теряет терпение, это очевидно, и как его винить, когда имеешь дело с таким хитрожопым фруктом, как Закс? Он хочет, чтобы все было кратко и точно, больше тридцати слов в его New File не вмещается.

Надо перехватывать инициативу.

– Вы извините, – говорю, – но мне пора идти, встречаюсь с моим куратором из новозеландской разведки. Whack-a-Maru-Maru – слыхал? Так что желаю приятно провести время на свидании. Но завтра мы можем сделать официальный дебрифинг. Часок найдется? В это же время?