Тимофей Чернавин - Реестр Эпизодического Счастья

В 5-м классе, когда появился отчим, меня (видимо, чтоб не мешался) отправили в санаторий для кожников под Сестрорецком: с января по конец апреля. Жили мы там в полупокосившихся деревянных бараках, а все «процедуры» заключались в приёме каких-то ванн с тёмной водой.

В сентябре мать забеременела. Видимо, отчим, наплодивший и бросивший до того момента трёх дочерей от двух жён, счёл правильным закрепиться и прописаться именно таким (надо отдать ему должное) – безотказным способом. Избивал он меня не то что как Cидорову козу – я у него по длинному коммунальному коридору футбольным мячиком летал. А мать, ухмыляясь, глядела на эти экзекуции: мол, «наконец-то в доме появился мужик… мужское воспитание…».

Из школы я шёл, загадывая на светофоры: если сейчас загорится зелёный, то, возможно, ЕГО нет дома. Потом гадал на таксофонах (время в них можно было узнать бесплатно, без оплаты двумя копейками): чётные минуты – ЕГО нет дома, нечётные – ОН там. Домой шёл не спеша, останавливаясь у стендов с газетами, проходя по нарочито обходному пути. Приблизившись к входной двери, где в большую дырку от некогда вырезанного замка можно было увидеть, стоят ли его тапочки у двери в комнатушку или нет, я, сродни заядлому картёжнику, прикрывал ладонью эту дырку и неспешно-осторожно, дабы не спугнуть удачу, сквозь длань, заглядывал в коридор… Увы, его тапочки почти всегда стояли у нашей двери, а если и не стояли, то он мог быть на кухне – где угодно. Ещё не факт, что он не в квартире… А я всего-то и хотел поставить чайник, смешать кипяток с заваркой à la «„алыча“ Ивана Ильича» и съесть что-нибудь хлебобулочное (если такое в доме имелось) под вещание трёхпрограммного громкоговорителя «Веспер» или, если повезёт, под какую-нибудь детскую телепередачу. Но… БЕЗ ГИТАРНОГО АККОМПАНЕМЕНТА и отчимовского присутствия в комнате! К сожалению, это были невоплотимые мечты. Как правило, вибрации от дёрганья струн доносились, лишь только я открывал входную дверь коммуналки.

Мать, видимо, в воспитательных целях, навострилась ближе к ночи выгонять меня из дома. Несколько зимних вечеров я просто катался на автобусах – ЛиАЗах, поскольку там было тепло (но они ходили до 0:00 с небольшим), потом шёл в один облюбованный подъезд во дворе, подкладывал найденную на помойке длинную фанерку возле батареи на нежилом верхнем этаже. Все жильцы в это время спали. Время было такое, что в ночи мало кто шлялся. Всем утром на работу (да и алкогольную продукцию после вечерних закрытий магазинов не отпускали). За тунеядство легко могли привлечь и даже за 101-й км выслать. Я дремал до раннего утра, подложив шапку-ушанку под голову и укрывшись типовым детским клетчатым пальто. Потом, жутко голодный, заходил в коммуналку, умывался в грязной общественной ванной, брал из сломанного на одну «ногу» коридорного шкафа портфель и чапал в школу. Есть хотелось жутко, но денег взять было неоткуда. Хорошо, сердобольная тётенька-раздатчица в школьной столовой тайком и без талончиков меня подкармливала, видя мой затрапезно-помятый несчастный вид. Затем мать сжаливалась надо мной и, после долгого допроса: «Ты будешь хорошо учиться, протирать пыль, мыть посуду?» и т. д. – запускала меня обратно – на типовое раскладное кресло-кровать, с жутким скрипом выдвигаемое перед сном по деревянному, облупленному от коричневой краски полу в центр комнаты (места в комнатушке было очень мало).

Вот тогда я и взял моду ездить на Варшавский вокзал, предвкушая пусть ещё не скорый и нелёгкий, но всё ж таки отъезд в областной городок к бабушке на каникулы. У бабушки с дедушкой (маминых родителей) была трёшка в хрущёвке на первом этаже. Мне выделялась ОТДЕЛЬНАЯ комната. В квартире был даже цветной телевизор «Рубин». Мы ездили на летних каникулах с моей двоюродной младшей сестрой в бабушкин огород с домиком в садоводстве и вдоволь наедались разнообразными ягодами. Дрались с ребятами из соседнего двора. Но у нас сложилась своя, местная дворовая компания, так что силы были практически равны. Что тут какие-то детские кулачки, после тяжёлых отчимовских конечностей?! С удовольствием отвешивал противникам ростом повыше из красной кирпичной пятиэтажки и слыл отъявленным «хулиганом»… Даже к бабушке приходили жаловаться.

Однажды мы с дедушкой отправились в местный спортивный магазин, и он приобрёл мне за 100 советских рублей складной велосипед «Салют» зелёного цвета. Возвращаясь с дедушкой из магазина и ведя за руль эту новую сверкающую машину, я испытал свой третий детский момент невероятного восторга, который можно смело занести в РЭС.

Появилась мечта: постучав на настоящей импортной ударной установке в Орле, где папа сверхурочно руководил ВИА при местном депо, я решил стать крутым драммером. Мать поддержала мою идею, и я, пройдя конкурс – двадцать человек на место – поступил в музыкальную школу на класс ударных. Только вместо установки – мне выдали фанерку с набитой на ней тугой резиной, ксилофон, учили «отбивать ударчики» и играть на «кислофоне»/металлофоне «Во поле берёзка стояла». Одним словом, классическая оркестровая школа ударных инструментов не имеет ничего общего с роковой/джазовой – это в тарелки в оркестровой яме бить, в большой барабан стучать колотушкой, да на малом барабане «отдрабливать» «Болеро» Равеля. «Шляпа» в общем, а не «крутой драммер». Но ходить туда два раза в неделю пришлось – за самодельный ксилофон было уплачено 36 рублей…

Желая навалять отчиму, я пошёл с другом Мишей в секцию самбо при университете, но тренер лишь гонял нас рысцой по кругу около месяца, да были ещё какие-то нехитрые тренировки, типа «упал-отжался». Ни о каких навыках рукопашного боя, как я понял, там не могло идти речи ещё довольно долго. Мы покинули самбо и перешли на секцию борьбы дзюдо на Большой проспект В. О. Дзюдо как-то больше впечатлило. К нам даже заходил на тренировки молодой дзюдоист Владимир Путин со своими товарищами, и они показывали нашей ребятне мастер-классы. Впрочем, «навал» отчиму пока представлялся довольно эфемерным: захват, бросок, сбив ногами с нижнего положения… Для меня этот лось пока был слишком крупным, но надежды я не терял…

Впрочем, буквально через некоторое время месть отчиму занимала мой мозг уже постольку-поскольку. Я влюбился. Первый раз в жизни и, как мне казалось, – по-настоящему. Это была одноклассница – Алёна. Самая красивая девочка в классе с огромными карими глазами и стройными ножками, в типовой школьной девичьей форме. Она аккуратно носила заплетённые в тёмные косы банты, передничек и хорошо отглаженный пионерский галстук.

Я начал воображать пред ней на переменах, но получал ноль внимания с её стороны. Затем, поддавшись непреодолимому чувству, стал следить за ней после уроков, но подойти не решался. Все мои мысли занимала исключительно Алёна. Я выяснил, где она живёт, и заводил будильник на пятнадцать минут раньше, чтобы прийти к её дому и увидеть, как ОНА выходит из подъезда и шествует в школу.