Виктор Суднов - Без гнезда родового. История семьи – история страны

Деду тоже приходилось туго. Из-за малолетства сыновей разработка выделенной делянки тайги ложилась только на его плечи, он сильно уставал, надрываясь на тяжелой работе. Не имея возможности реализовать свои силы, знания и опыт краснодеревщика, Ефим тосковал, был зол и груб с женой и неласков с детьми. Жизнь казалась невыносимой. Тогда он брал в руки скрипку, которую сам же и смастерил, и долго играл на ней, чем несказанно раздражал жену. Особенно ее раздражало пение деда, а его любимый романс «Выхожу один я на дорогу» часто обозначал начало очередного скандала. Кстати, этот романс стал любимым произведением моего отца, да и моим тоже. Однажды Александра Дмитриевна, рассердившись на «пиликающего» мужа, швырнула скрипку в растопленную печь. Гневу Ефима не было предела, горе буквально сломило его, и после этого случая скандалы в семье участились.

Прожив в Сибири более четырех лет, насладившись всеми «прелестями» жизни ссыльных, дед с бабушкой достигли наконец согласия и решили бежать из ссылки. Угроза наказания и даже возможная каторга Ефима не остановили, и семья стала готовиться к побегу. Путь предстоял долгий, на родину бабушки, на Терек – самую длинную и красивую реку Кавказа, где в Моздоке жил отец моей бабушки, Дмитрий Васильевич. Выехали из Ново-Николаевского в декабре 1910 года. Зима была лютая, морозы доходили до 40 градусов. Детей укутали в двойные шубы и на широких розвальнях добрались до станции Камарчага Красноярской железной дороги, преодолев 45 километров.

На деньги, тайными путями переданные деду эсерами, в продуваемой сибирскими ветрами теплушке товарного поезда за полтора месяца семья добралась до Ростова-на-Дону. Отцу шел уже девятый год, и он хорошо помнил, как по пути следования Ефим общался на станциях со ссыльными, которые снабжали его брошюрами революционного характера. Чтобы быть в курсе текущих событий, двери вагона иногда приоткрывались, и тогда в теплушку просачивались не только голоса революционно настроенных людей, но и теплый воздух. По мере движения на юг в вагоне становилось все теплее и теплее. Дети потихоньку оживали, «оттаивали». Однако не обходилось в дороге и без огорчений: младший брат отца свалился однажды с полатей и угодил ладонью на горячую сковороду, стоявшую на раскаленной буржуйке. Бабушка пекла на ней блины. Спасали обожженную ладошку малыша подсолнечным маслом. Дед снова был зол, и мальцу достался очередной подзатыльник.

Но вот наконец и Ростов-Дон! Здесь Ефим устроил большой привал. С каким же удовольствием уплетали дети горячий белый хлеб из греческой пекарни! Такого деликатеса в сибирской глуши они не видели и не ели никогда. Но всем уже хотелось поскорее добраться до родины Александры Дмитриевны. Настроение у деда постепенно улучшалось, и дальнейший путь до пристанционного поселка Илларионовский (сейчас это Минеральные Воды – большой современный город) семья преодолела дружно.

Дед поступил на работу в столярную мастерскую железнодорожного депо. Но первое, что он начал делать – строить какое-никакое жилище. Жить нахлебником в доме бабушкиного отца он не желал, свободолюбивый характер не позволял, поэтому главной задачей семьи на данный момент была постройка дома собственного. Дома в поселке в то время строились не из кирпича, а из самана, блоки которого изготавливались примитивным способом. Прежде всего нужно было замесить глину с соломой (здесь пригодились босые детские ноги), уложить смесь в деревянные ящики – формы и затем высушить на солнце. Детям нравилось возиться с глиной, с визгом и смехом они, как могли, помогали взрослым, воспринимая эту работу скорее как развлечение. Однако все знали, что у Ефима не забалуешь, отлынивать от работы, халтурить не получится. Дед был строг и требователен. Может, поэтому и работа по строительству дома спорилась. К осени саман высох, были возведены стены и вскорости – крыша. Но пока семья жила в кое-как сколоченной времянке. В январе 1912 года окна в новом доме были уже застеклены, а весной к продольной стене пристроена большая застекленная веранда и дому наконец-то был присвоен номер. Здесь, в новом просторном доме, родилась еще одна дочь деда Ефима, Зинаида.

Октябрьскую революцию дед принял восторженно. Уже в солидном возрасте в 1918 году он, порвав с эсерами, вступил в ряды ВКП (б). Как известно, годы 1918—1919 стали самыми страшными для городов-курортов Кавказа. Шла Гражданская война. Пятигорск, Минеральные Воды, Моздок переходили из рук в руки. На станции Минеральные Воды большевики создавали крупные отряды Красной гвардии. Дед вступил в один из них, потом пошел служить в милицию, чтобы бороться с контрреволюцией и бандитизмом. Был несколько раз ранен.

В начале 1919 года, когда район Кавказских Минеральных Вод заняли белогвардейские банды Шкуро, деда арестовали. Три месяца он просидел в пятигорской тюрьме, был приговорен к расстрелу, но судьба благоволила ему: красногвардейские отряды, шедшие через Пятигорск в Баку на подавление восстания «Мусавата», освободили Ефима, и он с еще большим рвением продолжил борьбу за Кавказ. В марте 1920-го рабочие поселка Илларионовский и Минераловодского узла подняли восстание против частей Деникина, которые бесчинствовали в этих местах. Они захватили станцию, паровозное депо и здание контрразведки. Ошеломленные неожиданным ударом белоказаки отступили. Утром деникинцы попытались вернуть станцию, однако к этому времени к поселку подоспели нагутские партизаны. Вместе с рабочими железнодорожной станции Минеральные Воды, в числе которых был и мой дед, они разоружили три эшелона казаков, захватили бронепоезд и повернули его против классового врага. 14 марта 1920 года в поселке была окончательно установлена советская власть.

Бабушка все это время жила в постоянном страхе за мужа-кормильца, за малолетних детей, за свою жизнь. Постепенно она смирилась с постоянными отлучками деда, погонями, арестами, с дедовым неуемным характером. Ей нужно было содержать дом в чистоте и порядке, кормить и одевать детей, благо любую старую вещь она могла перешить и перекроить так, чтобы она выглядела новой и добротной. Семья была большая, забот у бабушки хватало.

А дед после освобождения Кавказа продолжил работу в милиции, вместе с другими большевиками, членами ВКП (б), восстанавливал городское хозяйство, санатории. Введение большевиками в 1921 году новой экономической политики (НЭПа) больно ударило по мировоззрению деда Ефима. Его свободолюбивая, мятежная натура не вынесла перемен, он пришел в горком партии и со словами: «Я не за это кровь проливал!» – швырнул на стол свой партийный билет, выбыл из партии и уволился из милиции.

Уйдя со службы, дед занялся постройкой большого деревянного дома. Стройка длилась долго, более пяти лет. Ссоры с женой продолжались, характер деда не располагал к спокойной семейной жизни. После одной затяжной ссоры дед, окончательно разругавшись с бабушкой, оставил ей и детям нажитое хозяйство, полностью обустроенный дом и ушел из семьи. Уехал он в самое большое и богатое село Северной Осетии, Христиановское, знаменитое своими революционными традициями. В 1917 году здесь возникла революционно-демократическая партия крестьянской бедноты «Кермен», а в апреле 1918 года состоялся первый съезд трудящихся Северной Осетии, высказавшийся за установление советской власти на Тереке. После Гражданской войны Деникин в своих воспоминаниях «Очерки русской смуты» назвал это село «гнездом большевизма».