Катерина Гашева - Штабная

Павел вздохнул. Он, наверное, хотел что-то сказать, но перед ним уже стояла крышка от термоса с дымящимся чаем.

– Я слышал, тебя назначали куратором, – сказал Павел через несколько минут.

– Ага, завтра увижу моих молодцов. Просто вся дрожу от нетерпения.

– Боевые офицеры не любят штабных, – сказал Павел осторожно. – Я вообще не понимаю, к чему все это кураторство?

– Надо же нам чем-то заниматься. И потом, это полезно и поучительно.

Машка взяла его нетронутый чай и сделала глоток. Как только она поставила кружку, Павел тоже отпил из нее.

«Виртуальный поцелуй», – подумала Машка.

Он был очень милый мальчик, этот Павел. Он боялся войны, но боялся не так, как большинство людей. Он не принимал войну, не видел ее, не дышал ее воздухом. Поэтому, если бы он попал туда, где стреляют, он бы не убежал. И его бы убили, а может быть, нет. Ведь это дико и страшно – человек посреди бессмысленной бойни с чистым клочком неба над головой.

– Ужасное здание, – сказал Павел, – такие пространства. Я вчера парнишку курьера встретил, так он заблудился. Сидел на скамейке и что-то с телефоном делал.

– В сети сидел. Его в связисты надо. Главное – не уходить в офлайн.

Павел поднял глаза, потому что ее голос внезапно дрогнул и изменился. Она смотрела куда-то в глубину самого гигантского зеркала.

«Глумус из офлайн, – думала она, – и ромашка пропитывается кровью. – И все. И тишина. Глумус терпеть не мог прогресса. Аську освоил и баста.

Крысенок столкнул со стола карандаш. Павел кинулся поднимать. И погас свет.

– Опять, – разозлилась Машка. – Экономисты хреновы.

За окнами стояло злое военное лето.

А еще эта новая директива Центра. Когда принесли распечатку, Машка просто обалдела. Прикрепить к каждой тройке офицеров по наблюдателю. «Куратору», как назвал это какой-то штабной гений в Центре. На каждый корабль по крысе!

Свет дали после полуночи. Машка изловила крысенка, который обследовал дальний угол стола, водрузила его в клетку, навела порядок. Спать не хотелось, личные дела подопечных офицеров манили. Давно не было такого интересного чтива.

Уже полгода в Макаров перестали поступать «Книги для армии», а жаль, там попадались замечательные вещицы, например, повесть «Бой в ромашках» некоего Б. Поздейченко.

В конце этого бессмертного опуса три брата спецназовца, и отважная девица оказались в окружении посреди ромашкового поля, девицу подсадили с винтовкой на березу (куда ж без нее). Все, конечно, погибли, и кровь обагрила ромашки. Наша армия – самая читающая армия в мире.

Машка открыла личное дело Плотвинина Кирилла Витальевича и углубилась в чтение. В какой-то момент она поймала себя на том, что читает его почти как роман «Три мушкетера». Плотвинин много, активно и разнообразно радовался жизни. Лазил в окна домов офицерского состава, бывал бит мужьями и одним объектом воздыханий – «три удара торшером». Он был, наверное, неплохой офицер. Бесшабашный, отчаянный.

Машка даже закусила губу, когда прочла в конце кодированную пометку: «Расходовать в первую очередь, забыть».

Она закрыла дело. Выключила свет и легла на кушетку за ширмой. Читать больше не хотелось. На второй или третий месяц войны появились эти странные формулировки: «хранить одну половину вечности», «забыть», «вычеркнуть из памяти». Даже на автоматах поначалу были наклейки: «Оружие может привести к смерти».

Машка перевернулась на другой бок. Не спалось. Мир вздыхал.

– И эскалаторы работают! Офигеть! О, кинотеатр! Смотри, афиша! А я этот фильм видел, до войны еще, с девкой своей ходил.

Плотва перегнулся через движущиеся перила и смотрел вниз, на выцветшую афишу. Влад молчал, сунув руки в карманы.

– Штабные сволочи, – сквозь зубы процедил Марк.

К куратору их сопровождал лопоухий рядовой в необмятой форме. «Мальчишка», – подумал о Влад, а потом сообразил, что парень, скорее всего, его ровесник. Поступая в училище на ускоренные Влад подделал метрику.

– Проходите туда, дальше по коридору.

– А проводить?

– Не положено, – сказал солдат и отвел глаза.

– Блин! Еще бы карту дали!

Солдат покраснел и протянул Марку план гипермаркета с рекламными вставками и купонами. Плотва захохотал, Влад совершенно растерялся.

– Реклама, блин, – сказал он.

Место назначения было отмечено крестиком.

– Раздевайтесь, – сказала она, не поднимая головы.

– Так сразу? – широко улыбнулся Плотва. – Я прям не готов.

– До пояса.

– С какой стороны?

Некоторое время три офицера стояли возле стола и смотрели на Машку. Марк был в бешенстве. Тихом, плохо скрываемом. Плотва изучал девушку с нарочитым интересом. А Влад… Влад сам не знал, что чувствует, он хотел злиться, как Марк, или желать, как Плотва, но не выходило.

– Слушайте, девушка, – Марк навис над столом, – хватит строить из себя…

Она подняла лицо. Бледное, с искусанными губами.

– Вопросы?

– Вопрос один. На фига вы нам сдались? Вы можете чем-то помочь?

– Помочь? Почему я должна вам помогать? И, кстати, у нас что, правило обращения к вышестоящему офицеру отменили?

– Ага! Щас!

Машка побарабанила пальцами по крышке стола.

– Разденьтесь до пояса и успокойтесь.

Марк скинул куртку, рубашку. Машка взглянула на его плечо, на еще беловатый, похожий на пенку на молоке шрам, и застыла. Ну, конечно! Она открыла личное дело Марка. Как она сразу не признала эту нагловатую манеру. Эти движения. Он многое взял от своего командира.

– Олег Глумус – хороший командир, – сказала она медленно.

Марк отшатнулся. Его лицо вытянулось.

Рядом охнул Влад.

– Он умер.

– Я знаю, – Машка кивнула.

Марк отвернулся.

Когда первичный осмотр закончился, Влад и Плотва присели на стулья около большого зеркала. Плотва пригладил волосы и подмигнул отражению.

– С момента доведения и до дальнейших распоряжений, я ваш куратор, и вам придется с этим смириться, – говорила Машка. – Я проведу диагностику. Повторную диагностику на чувство и веру.

– Смотри, крыса, – Плотва ткнул Влада в плечо.

– Вижу я.

– Да не там!

Влад посмотрел, куда показывал Плотва, и увидел клетку с крысенком.

Плотва заржал.

– На черный день, наверное.

Влад криво улыбнулся и наткнулся на взгляд штабной крысы, той самой (он, наконец, узнал ее) освистанной на улице в День первенства.

– Все свободны. Завтра вас вызовут.

В коридоре друзья как по команде остановились. Марк тяжело дышал. Влад утирал потный лоб, Плотва лыбился.

Машка сидела, опустив голову на руки. Когда они прощались с Олегом на трамвайной остановке, была весна.

– Ну что, мать, свидимся на небесах. У третьей яблоньки, ок? Научу тебя стрелять.

– Я умею.

– Ага, видел я, как ты умеешь.