Катерина Гашева - Штабная

На первом этаже в свете уличных фонарей тренировалась группа солдат.

– Шире шаг! – орал командир и бойцы бежали бесконечно вверх по движущейся вниз лестнице.

Машка проснулась посреди ночи. Комната плыла и шаталась, как каюта лайнера, внезапно попавшего в шторм. Выли сирены, по стенам бродили лучи прожекторов. И, также внезапно, все успокоилось. Но Машка уже не могла заснуть. Она думала о Рудольфе Дизеле.

Вот он открыл дверь своей каюты, вот остался один. С качкой и шепотом волн наедине. О чем он думал? Какое было у него лицо в тот момент?

Машка не столько верила, сколько на самом деле знала, что бывают такие разломы, куда, раз, и проваливается человек. Исчезает. Падает все ниже, ниже.

Машка закинула руки за голову. Ее муж вписал в завещание графу о передаче жене звания и наград только после долгих уговоров. Она могла бы, конечно, сейчас быть не здесь. Не помнить, не думать о войне. И о муже не думать. Неужели нет других тем в такую-то ночь.

Вот, Влад. Мальчик, готовый бояться жирафов по велению Родины. Вера у него небольшая, и слава Всевышнему. Были еще мысли, но она не запомнила. Потом в бывший салон «Эвридика» заглянули, и муж Виктор, и друг его Олег Глумус. Они о чем-то говорили над ней на неясном языке. Только тогда Машка поняла, что спит. «Не приходите больше», – попросила она. И они обещали.

– Ты че шаришься после отбоя? – спросил Марк у Влада.

Он сидел на подоконнике открытого настежь окна и курил.

– Эта задержала.

– Задержала она его…

Плотва, оказывается, тоже не спал, но его не было видно. Из-под одеяла раздавался только голос. Плотва читал что-то при свете фонарика, вернее не читал, а смотрел. «Веселые» картинки, наверняка.

Влад сел на подоконник рядом с Марком.

– Чего спрашивала?

– Да, тест какой-то дала дурацкий. Не пойму этих психологов. Идиотизм.

Марк смотрел на крыши пустых многоэтажек, откуда в полном соответствии с планом эвакуации сбежала человеческая жизнь.

– Мой командир говорил, что не понимает и не хочет понимать психологов, но понимает психологинь.

– Ага. Я тоже, – раздалось из-под одеяла.

Влад поменял затекшую ногу.

– Марк, а он как погиб?

– Мы не видели. Вернее, все всё видели, но каждый по-своему, очень по-своему. На нас то ли газ какой пустили, то ли чё. И вообще, спи. Я байки из склепа травить не собираюсь. Я тебе не Плотва.

Марк соскочил с подоконника, подмигнул Владу и ткнул кулаком в холм на одеяле. Одеяло взвыло. После потасовки красный лохматый Плотва вылез и сел, подобрав под себя ноги.

– А эта… про мою бывшую знает все.

– Откуда у нее доступ? – удивился Плотва и почесал лоб.

– Ладно врать-то! – Марк ещё пытался отдышаться.

– Есть у нее доступ. И звание, знаете, знание! – Влад поднял палец к потолку.

– Да ладно…

– Это у нее наследственное, – объяснил Влад, – по наследству передали.

– Это у нее половое, – сказал Плотва. – Как передали, сами нафантазируйте.

– Придурки вы! – непонятно на что обиделся Влад, лег закрыл глаза и почти мгновенно уснул.

Плотва скрылся под одеялом, слабый свет фонарика почти не выбивался наружу.

Марк лежал и вспоминал Олега Глумуса. Особенно тот момент, когда Олег разбил нос проверяющему из Центра. Там, в воспоминании, все было ярко, по-киношному. Марк до войны любил боевики. Яркая кровь. Белый зимний день.

И какая-то девочка в красном пуховике (ее видно из окна) бежит по заснеженному шоссе.

Кирилл Плотвинин вынырнул из-под одеяла, когда друзья уже спали. Он не улыбался. И лицо его изменилось, будто повзрослело, осунулось, стало резче. Он огляделся и сунул под матрац ближней пустующей койки книгу. Джером Сэлинджер «Эсме с любовью и всякой мерзостью».

И четыре часа до рассвета.

– Проходи, садись, – сказала Машка Павлу, – и угощайся кстати.

Она кивнула на лежащую на столе солдатскую флягу.

– Это что?

– Бери, бери, это кока-кола, ты же любишь сладенькое?

Павел скрутил пробку, понюхал, потом сделал глоток – кола отдавала алюминием.

– Даже боюсь спрашивать, откуда ты ее взяла…

– Пособие.

Машка растянула в кресле. Она казалось расслабленной. Но Павел чувствовал какое-то пульсирующее напряжение.

Он отпил еще чуть-чуть и протянул фляжку хозяйке. Машка задумчиво поболтала ее, а потом налила немного в крышку от термоса и добавила чего-то из стеклянной бутылочки.

– Спирт, – пояснила она, – меня этому Олег научил. Школьный друг мужа. Помнишь, я рассказывала?

Павел смотрел, как она пьет.

– Ты так много умеешь, Маша, – сказал он и покраснел.

– Хочешь?

– Нет.

– Ну и правильно, – Машка допила и вытащила из стола папку с бумагами. – Боевые офицеры – телом статны, мозгом серы.

– Что? – Павел засмеялся и замахал, – ты несправедлива. Они гораздо храбрее нас.

– Уверен? – Машка подняла брови.

Павел растерялся.

– Маша, я обидел тебя?

– Ох, не говори ерунды. Нам пора заняться проверкой тестов моих гавриков. Сам вызвался мне помогать. Вот и помогай.

Они работали в тишине. Только крысенок изредка пытался сгрызть то проверенные листы, то ручку.

– Странные они у тебя.

– Кто? Вопросы?

– Нет, офицеры. Эта троица. Я, конечно, не знаю, кто они и откуда.

– А ты спроси.

– А ты скажешь?

– Смотря что. Вот, Кирилл Плотвинин – бывший математик, ушел с четвертого курса. От кругов Эйлера-Венна до округления потерь.

– Как думаешь, это эволюция или деградация? – попытался пошутить Павел.

– По-моему, это бегство. – Мария не приняла шутки, – впрочем, не мне судить.

– А остальные двое?

– Марк Станкович, – Машка сплела пальцы, – выходец из народа. Из маленькой такой деревушки. С родителями-язычниками отношений не поддерживает. Не то чтобы презирает, но не ладит. А еще ему изрядно оттоптал мозг помянутый покойный друг моего покойного мужа. Нас он должен просто ненавидеть.

– А этот… Глумус ненавидел штабных?

– Если не сказать хуже. Но Олег умен. Был умен. А за Марка я пока не в курсе.

– Понял. А третий?

– А третьему позарез хочется быть взрослым… Ладно, давай работать.

И они сели разбирать тесты. Вера у господ офицеров не изменилась, и этого следовало ожидать, а вот чувства… Глубина у Марка снизилась, у Влада выросла, а у Кирилла какие-то неясные скачки. Впрочем, глубина и не измеряема стандартными тестами.

– Маша, могу я тебя пригласить… в городе опять какой-то праздник. И с работой мы закончили. Осталось только отчет.

Машка помолчала, ей было очень жаль Павла. Очень и очень жаль.

– Паша, мне нужно лично отнести, согласовать. И… – она опять смотрела куда-то в глубину зеркала, – и это наверняка, займет время.

– Я подожду.

– Не надо, Паша, – она почесала крысенка за ухом. – Кстати, что они там вечно празднуют? Каждую неделю праздник.