Вадим Сидоров - Армейский stand-up. Триначик

Случались и гастрономические курьезы. Например, мое первое знакомство с армейскими врачами состоялось на КМБ из-за еды. Виной тому было несанкционированное употребление пищи. Август. В окрестностях лагеря созрели дикие яблоки. Во время перерыва между занятиями мы всем взводом слегка пожевали. То ли яблоки были настолько дикие, то ли желание закосить от занятий сидело на подкорке мозга слишком явно. Идея оказалось плохой, но результативной. Почти всех, кто ел, пронесло жутко и бескомпромиссно. Я – не исключение. Строем пришли к «фершалу», опытному прапорщику, выстроились в очередь перед медпалаткой. Начался «прием». Пока стояли и ждали приема, кто-то из очереди отбегал, кто-то и не раз. Опытный прапорщик уверенным движением руки распечатывал упаковки с лекарствами и насыпал содержимое в пригоршни. Не знаю, что подействовало лучше – качество препаратов или их количество, но после запивания всей пригоршни компотом, настроение мое улучшилось на удивление быстро. Ай да фельдшер, тоже земляк, наверное.

И еще пара слов о Море. Этот «реальный военный» оказался из той продуманной когорты, что поступила в училище для смягчения условий пребывания в армии. Я не причисляю его к лику земляков по «религиозным» соображениям. Не хочу. Длиннющий и худющий, он был настолько неприятным и забавным одновременно, что его команды без смеха сложно было воспринимать. В училище он недолго продержался, поскольку оказался пьяницей и дебоширом, а когда отчислился, приходил в гости и воровал одеколон из наших тумбочек – «чисто за наше здоровье».

КМБ закончился, мы были готовы к присяге. Само по себе очень яркое и даже пышное событие, на которое приезжают родители, мне больше всего запомнилось по мозолям на ногах. Так случилось, что за несколько дней до присяги нам выдали новые сапоги. Все бы ничего, но практически в тот же день был кросс 3 километра на оценку. Я по привычке припустил, бежал, о чем-то думал и не заметил, как стер ноги. Нет, я, конечно, чувствовал, что в этой новой обуви ноги себя ведут как-то неприлично, но «в пылу сражения раны не замечаешь». Итог – кровавые мозоли на трех пальцах левой ноги. Надо же, как угораздило перед самой присягой. Пришлось ходить в старых сапогах на несколько размеров больше, чтобы обойтись без гримасы на лице. Традиционно после присяги «курсов» отпускают в увольнение. Пришлось переобуться в ботинки. Надеть-то я их надел, а вот походки уверенной не получилось. Ковылял потихонечку, как в той песне поется. Больше всего в этой ситуации жалко маму. Ей стоило большого труда и нервов пережить кровавое олицетворение военной угрозы на ногах сына.

Подводя итог первых дней армейской жизни, можно сказать, что они были всесторонне насыщены. Было многое – были слоны, была и Адееса. Кроссы сменялись примочками на ногах и новыми кроссами. События протекали в очень плотных отношениях и при поддержке «реальных военных» – ребят, которые уже что-то знали и это знание до нас доносили. Разумеется, как могли. Сейчас продвинутые менеджеры охарактеризовали бы это, как товарищеский стиль в лидерстве, основанный на личном примере и стимулировании подчиненного к росту. Тогда же, в далеком конце восьмидесятых, вместо формулировок были команды. А вместо песен – «Группа крови на рукаве». Были, безусловно, и книги по психологии воинского коллектива, но лучше запомнились почему-то именно команды. И, конечно, учителя, в основном толковые и порядочные. В редких случаях – пустые и грубые, для которых жалко места в позитивной книге, а «Зону» С. Довлатова переписывать на военный лад – дело неблагодарное.

⠀

Казарменная жизнь после зачисления, как курортный роман, – коротка, зато есть, что вспомнить.

Жилось вполне комфортно, неудобство доставляли две вещи – длинный Море и сапоги на полу.

Первые мозоли пузырями – первые звоночки.

Советский Союз, как известно, был большим и многонациональным государством. Потому и армия у нас была такая же. Взвод, в котором мне довелось учиться, сложно назвать многонациональным: из тридцати человек у нас было всего два азербайджанца, два белоруса и два татарина, остальные русские. Наш взвод входил в 13-ю роту, которой командовал капитан Щербинин. Сейчас я в своем рейтинге отношу его к самым любимым командирам. Правда, на тот момент я рассуждал иначе. В один из первых дней учебы он меня вызвал к себе в канцелярию и поставил «очень творческую» задачу:

– У тебя с русским хорошо? – спросил он.

Я честно ответил:

– Хорошо, четверка по сочинению.

– О-от, – говорит он, – потому я тебя и вызвал. Слушай задачу. В нашей роте есть два азербайджанца, оба в твоем взводе. Ясно, что с языком у них х… во, значит, и учиться они будут также х… во. Понимаешь, к чему я клоню?

– Понимаю. Надо учить?

– Да, но деликатно. Люди они горные, горячие. Чуть что – и за штык-нож могут схватиться. Не дай бог про маму в их присутствии кто-то выразится, тут ваще война. Понимаешь?

– Понимаю, – говорю, – буду сглаживать эти противоречия.

– О-от, правильно, сглаживать, поправлять, разъяснять – короче, чтоб они у меня были не хуже русских придурков.

Вышел я от командира. Ну, думаю, не хуже, чем я, так не хуже. Специфика в отношениях действительно была. Во-первых, все нацкадры всегда кучкуются. Во-вторых, уровень знаний в начале учебы был сравнительно слабый. Конечно, опасения командира понятны, и надо отдать должное его прозорливости и опыту.

Я уже говорил, что у этих парней не было проблем с поступлением в училище. Оба наших «горняка» учились в военной школе в Баку. Там же сдавали экзамены. И, соответственно, поступили. Как принимались экзамены в союзной на тот момент республике и уж тем более как происходил выбор самого училища, мне неизвестно. Известно только, что эти ребята с трудом представляли даже то, чему учат на тех или иных уроках. Базисное знание для них после поступления – это факт, что их ждут и что их поддержат, что им рады и всегда понятно, к кому подойти в случае необходимости. Клановая поддержка была им обеспечена всегда. У Ильфа и Петрова в «Одноэтажной Америке» был описан эдакий социально значимый протекционизм в среде американцев. Такой подход, при котором никто даже не подумает начать новое дело или совершить дальнюю поездку, не заручившись рекомендацией в виде письма или телефонного звонка. Рекомендательное письмо в подобном социуме открывает нужные двери. Однако когда ты в эти двери уже вошел, нужно справляться самому. Протекция не отменяет обязанностей и не подменяет отношений в коллективе, в котором приходилось жить, служить, делить… и делиться.