Вадим Сидоров - Армейский stand-up. Триначик

Начнем с того, что вкуса водки до армии я не знал, но имел о нем представление. Оно складывалось из нескольких факторов. Первый и самый яркий – это лицо моего отца в момент употребления водки. Оно почему-то морщилось, особенно сильно в районе губ, как у стеклодува, выдувающего невидимой трубкой очередной стеклянный графин. И по этой причине становилось слегка несимпатичным. Второй и самый болезненный фактор, – последствия праздника, судя по которым, водка – это просто землетрясение, только действующее очень избирательно. Третий фактор – положительный: под спиртное и закусочку собиравшиеся на праздник родственники очень хорошо пели, вспоминая при этом такие старые и редкие песни от первого до последнего куплета, чтобы потом, с утра, забыть даже их названия. То есть водка – это одновременно средство для памяти и от памяти.

Конечно, с такими представлениями я был абсолютно не готов к первой дегустации. А прошла она случайно и в совершенно непрогнозируемой ситуации. На первом курсе зимой наше отделение получило боевую задачу. Нам было поручено произвести траурный залп на похоронах офицера. Получили оружие, сели в автомобиль Урал-4320, ставший впоследствии моим любимым по целому ряду причин, и поехали. Холодно, в кузове грузовика вообще всегда почему-то очень холодно или очень жарко, промежуточный вариант не предусмотрен конструкцией автомобиля, едем. Понятно, что церемония непростая, занимает время, мы все на взводе, в смысле при оружии. Построились, по команде сделали три залпа – и снова в автомобиль. Какое-то время сидим, смотрим, к автомобилю быстро подходит мужчина, видимо, кто-то из родственников умершего, и быстрым движением протягивает в кузов бутылку водки, за ней вторую. Население кузова оживилось. Предложения отложить выпивку на потом или выбросить бутылки за борт не поступило. Потому решили выпить сразу, на ходу, без закуски, из горла. Что значит решили? Если честно, то мыслей вообще никаких не было. До сих пор помню этот вкус почти безвкусного морозного пощипывания с отрыжкой через нос в виде послевкусия. Первая сделала круг и закончилась. Я тогда еще подумал: «Интересно, кому досталось больше всех?» Про себя помню только, что сделал два нормальных глотка. Между первой и второй, как говорится, паузы вообще не было, так что две бутылки разошлись быстро, махом. Ехали гораздо веселее, благо по прибытии удачно дошли до казармы, сдали оружие тоже без последствий и внеплановой стрельбы. И все-таки «спалились». Только палево это было каким-то приятным, поскольку коллективным, а потому безответственным. Я давно заметил, что любая безответственная движуха приятна по определению. Командир взвода слушал доклад «замка» о результатах поездки и, разумеется, учуял «русский дух». После разборки, как нам потом рассказали, был сделан единственный правильный вывод. Произошло коллективное пьянство, о котором лучше умолчать и не поднимать шум. Нам приказали отдыхать, что мы и сделали. Представляете, какой кайф?!

Я считаю, правильно все получилось: и опыт нужный, и результат приемлемый. «Уж лучше сокрушаться о содеянном, чем сожалеть об упущенном», – сказал бы оценивающе Лев Толстой. Вряд ли об этом случае кто-нибудь из участников думал по-толстовски и уж тем более написал об этом в письме родителям. Кто сейчас об этом помнит?

⠀

Я давно заметил, что любая безответственная движуха приятна по определению.

Водка – это одновременно средство для памяти и от памяти.

Нам приказали отдыхать, что мы и сделали. Представляете, какой кайф?!

Не так давно в разговоре с любимой женщиной я попытался вспомнить свои «Новые года». И первый, который пришел на ум, был первый Новый год в училище. Он не был семейным, тем более он не был веселым, а запомнился больше всех. Почему? Он как бы подвел итог моему выбору жизненного пути. Я увидел, что человек может оставаться счастливым при не самых приятных жизненных ситуациях. Правда, вывод этот мне пришел в голову несколько позже.

Новый год, как и любой другой праздник на службе, отличается тем, что его контролируют с особым вниманием. Поскольку существует серьезный риск загулов, самоволок и прочего. Есть даже очень часто цитируемая пословица: военнослужащий на празднике, как лошадь на свадьбе, – морда в цветах, а задница в мыле. Подготовка, инструктажи, многократная проверка – все это есть. Но есть и приятные вещи, например, праздничное меню для курсов и солдатиков с котлетами и картофельным пюре. Но эти приятные вещи для наряда по столовой оборачиваются двойным объемом работы. Шесть эмалированных ванн картошки вместо трех (в армии чищеный картофель измеряется банальными ваннами, которые советское население, как правило, принимало) и не две, а четыре туши говядины.

Итак, Новый год, курсантская столовая, варочный цех. Весь взвод в наряде по столовой. Среди них есть «официанты» – как правило, «элита» роты, самые больные, блатные, «ответственные». В их обязанности входило убирать со столов и мыть пол. Их обычно человек восемь, на каждый этаж по четыре. Есть работники «дискотеки». Это те, кто моет посуду. Как правило, девять человек. Есть варщики – те четыре человека, которые помогают поварихам варить еду. Варить еду – звучит гордо, а на деле трудозатратно. Кипятить воду, закладывать пищу, мыть пшенку в шести водах и таскать стальные и алюминиевые бачки. Поскольку к элите роты я и сам-то себя не относил, а мыть посуду, в особенности алюминиевую, не люблю, то я всегда был варщиком, за исключением пары случаев.

Особая гордость профессии варщика в наряде по столовой – рубка мяса. Так получилось, что весь предновогодний вечер мы с моим другом Коляном, тоже талантливым варщиком, рубили мясо. Обычно я махал топором, а Колян держал туши, легко и непринужденно. Чудесная колоритная повариха нас контролировала и показывала, эротично проводя ножом по очередному куску мяса, что рубить и на какие куски. Что характерно, на полевом выходе приготовление пищи происходит без участия гражданских поваров. В условиях, приближенных к боевым, к ним было мало доверия. На зимних же квартирах в училище они играли видную роль. Зачастую «мясо белого медведя» могло оказаться даже без прожилок мяса. Несли сумками. Особенно если в наряд заступал какой-нибудь раздолбайский взвод. Наш коллектив я таким не считал. У нас был очень серьезный «замок» – Славик Цацура.

После каждой туши наш розовощекий «контролер» ненадолго отходил, а когда возвращался, мы в ней наблюдали серьезные перемены к позитиву. Еще более здоровый румянец, блеск в глазах и расслабленные словесные формулировки. Старый и очень необычный год уходил с планеты, покачивая крутыми поварскими бедрами. После четвертой коровы, в смысле говядины, гражданский персонал окончательно отошел от дел: «А что, хорошие традиции нарушать нельзя». Благо мы справились вовремя, и за несколько минут до «хэппи нью еар» сели за роскошный стол, почти половину которого занимал огромный, сладкий и очень масляный торт.