Виктор Улин - Место для года

Он верил, что такие времена придут; иначе просто незачем было продолжать жизнь. Прямой военный человек, он даже на секунду не мог представить себе, что пришедшие времена могут оказаться еще худшими…

Сейчас мысли его возвращались к отцу. Безымянников пытался представить его неживым, но вместо этого почему-то приходил на память один день собственной жизни. Самый первый бой – в восьмидесятом году, когда Москва чествовала олимпийских героев.

Он вспоминал тот бесконечный, полный крови день. Себя самого – еще необстрелянного, подобного солдату-первогодку, распластанного под густой сетью свинца. И мгновенные думы, что вспыхивали в промежутки между посвистом самых близких пуль. В тот день он, еще лейтенант, прощался с жизнью, искренне и всерьез. Был уверен, что не доживет до заката. Мысль о смерти пришла со всей простотой внешней неизбежности. И он скорбел об одном: что не оставил в Союзе наследника. Что канет во тьму, оборванный чужой пулей, Безымянниковский род. И эта скорбь мучительно грызла его изнутри, принуждая бояться смерти.

После первого ранения, которое случилось гораздо позже, чем думалось, Безымянников получил краткосрочный отпуск – к жене, оставшейся в том самом городе, откуда его направили туда. Ему казалось, что он едет прощаться. И действительно, при расставании он по-настоящему с нею простился, дал наказ помнить о жизни и не засиживаться во вдовах навек… А через несколько месяцев получил письмо: у них родился сын! Сын… Безымянников долго катал на губах это незнакомо сладкое слово. По логике вещей, ощутив на себе такой груз, он должен был больше опасаться за себя. Но получилось наоборот. Страх смерти ушел: теперь он уже не боялся, что прервется род. Хотя и по-прежнему был уверен, что живым с войны не вернется.

-–

Однако судьба распорядилась иначе. Он вернулся к жене и подрастающему сыну. И даже пережил своего отца И теперь летел на его похороны.

На погребение, – уточнил он, вспомнив слово, мелькавшее в газетах. – Звучит более весомо. Погребение – предание земле. А предание – от слова « предать ». И от того же, кстати – предательство.

Погребение – предание – предательство.

Три слова, сцепленные частями между собой.

В детстве была игра, – подумал Безымянников. – Взять слово и, меняя по одной букве, превратить в совсем другое. Здесь тоже нечто подобное. Каждое отличается от соседних своей частью. Но первое и третье говорят о разном. Получается цепочка: от погребения через предание – к предательству.

Погребение – предательство?! Что-то воспаленное и злое опять шевельнулось в мыслях. Да, предательство. Потому что погребение – не обязательно в землю. Иногда это просто предание забвению. Вычеркивание из жизни. Расчистка площади под новое строительство.

Безымянников почувствовал, как кулаки его сами собой сжимаются. Он встряхнулся, пытаясь не впадать в состояние быстро краснеющей злобы. Поерзал, поудобнее устраивая в щели между креслами свою раненую ногу.

Девки за спиной продолжали свой тягучий разговор. Безымянников натянул на голову капюшон куртки и попытался расслабиться. Лучше всего было бы, конечно, уснуть.

Но напряжение последних дней не отпускало. Он чувствовал, как его жестоко колотит изнутри. И главной была не скорбь по отцу. Нет, конечно, скорбь грызла его сама по себе. Но на первом месте стояла злоба.

Тяжелая, свинцовая, разрывная злоба. Она вспыхнула красным светом еще два дня назад, когда он только услышал испорченный шумом переговорного пункта рассказ сестры. О смерти отца, вернее о случайности ее. Злоба мутила, не стихая, наливаясь за эти дни перестоявшейся ненавистью. И он летел сейчас не только хоронить отца – все равно хлопоты должна была уже завершить сестра – но еще и мстить за его смерть.

Мстить расчетливо, по горячим следам – жестоко и беспощадно. Пойти куда надо. Он еще не знал точно, куда именно – это предстояло узнать, и казалось делом несложным. Выяснить фамилию того недоумка, который приехал к отцу на « скорой » и удалился через пять минут, поставив диагноз « желудочные колики » и прописав активированный уголь. Хотя беспричинная боль в животе всегда опасна как признак надвигающегося инфаркта – это знал даже Безымянников, поскольку именно так умер там их первый, достаточно пожилой командир полка. И смерть пришла через четыре дня, когда инфаркт завладел отцом настолько, что его уже нельзя было трогать. Когда оказалось уже поздно везти в кардиологию, в реанимацию, еще куда-нибудь где его могли спасти. И оставалось только ждать, пока он умрет…

Чувствуя, как глаза застилает мутно-красной пеленой, а свободная от телефонной трубки рука царапает бок в поисках кобуры, Безымянников отрывисто спросил у сестры, записала ли она фамилию врача. Та ответила, что нет, не до того, все глупости и все равно отца не воскресишь.

Он и сам знал, что отца не вернешь. Но летел мстить, твердо зная, что убийцу необходимо уничтожить. Привязать к дереву и расстрелять из ротного пулемета … Этого, к сожалению, нельзя… Но можно извести его как врача. Требовать суда, добиться, чтоб негодяя выгнали с работы, отобрав диплом. Раздавить, расплющить и растереть – хотя бы потому, что иначе тот убьет еще многих.

Месть гнала его вперед. Он знал, что обязан исполнить за невоевавшего отца священный закон войны: « умирая – убивать !»

Да, закон войны. Безымянников давно уже смирился с тем, что продолжает мерить все ее меркой. Он сложил руки перед судьбой своего поколения, зная, что смолоду искривленное дерево никогда уже не выпрямится. И война немым проклятием будет тяготеть над ним всю оставшуюся жизнь, даже если удастся кое-что забыть.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.