Валерий Свешников - В окрестностях Рая

Михаила как связного послали с донесением в штаб. Однако его почти сразу тяжело ранили, как и нескольких других связных, пытавшихся проползти под огнем немцев по открытому простреливаемому и пристрелянному пространству. Вот где видны преимущества и роль радиосвязи на войне!

Вытащили Михаила из-под огня только вечером и доставили в госпиталь, где ему ампутировали ногу по колено. Но развилась гангрена, и его переправили в тыл. Там, в далеком тыловом госпитале, врачи боролись за здоровье бойца, но ногу пришлось ампутировать целиком, зато этим спасли ему жизнь. Так Михаил в восемнадцать лет стал инвалидом 1 группы.

Оказавшись на инвалидности в столь юные года, он не вешал носа, а держал его по ветру и отчаянно искал свое место в жизни. Михаил был упорен и горяч, поэтому смело бросался в разные почти авантюрные предприятия. Что-то удавалось, а что-то не очень, но жил он интересно, создал хорошую семью и вырастил достойных детей.

Судьбы сестер Волковых сложились по-разному. Сначала Серафима, а потом Мария переехали в Ленинград. Серафима работала нянькой в семье знаменитого врача Вальдмана. Его дом располагался в Озерках.

Спустя почти три десятилетия, я заходил в тот дом, чтобы передать привет от Серафимы Николаевны, и узнал, что они еще помнят любимую няню. Уже взрослые мужчины передавали приветы и добрые пожелания любимой Симе, и говорили о ней с большой теплотой.

Муж Серафимы – Григорий Голубев воевал с начала войны. Он вместе со своим подразделением попал в окружение, а затем в плен. После нелегких испытаний в концлагере, благодарная Родина послала его в еще более тяжелые условия, в Магаданские лагеря.

Через пять лет его оставили там на поселение. Гриша всегда был кумиром для Серафимы, и как только стало возможным выехать к нему в Магадан, она подалась в те суровые края, ни минуты не раздумывая.

В Магадане Григорий и Серафима все начинали с нуля. Было трудно, но они постепенно встали на ноги и зажили хорошо, всем на зависть.

Одно плохо, что детей у них не было. Серафима всегда об этом жалела. А в остальном, там, в краю снегов и морозов, на скудной почве, Серафима и Григорий показали, что с умелыми руками и с толковой головой можно преодолеть любые трудности.

Все, что можно вырастить и выкормить, они пестовали, согревали и лелеяли, да еще и получали такие обильные плоды своих стараний, что от продажи их еще порядочно оставалось на черный день.

Гриша, как настоящий крепкий деревенский хозяин, был мастером на все руки, а у Серафимы все росло, цвело и пахло.

К примеру, удобрением для картошки служила селедка, которая шла в отходы на местном рыбокомбинате. В каждую лунку при посадке картошки помещали вместо отсутствующего навоза, эту селедку. И картошка росла, как на дрожжах. Чтобы не заморачиваться со сберкнижками, Серафима предусмотрительно на заработанные деньги покупала ювелирные изделия.

А потом, когда наступили действительно черные дни, этим жила, тем более, пенсия у нее получилась очень маленькая – не было трудового стажа. И это у человека, всю жизнь работавшего, не покладая рук.

Голубевы вернулись на родину и построили дом на окраине Невеля, но постепенно за ним появилось еще множество построек, и окраина отодвинулась. Дом был невелик, но старшая сестра с удовольствием принимала в нем своих родственников.

Поэтому и мы с Марией Николаевной ездили к ней на время отпуска.

Не менее интересные истории случились и в жизни сестер Ларисы и Екатерины.

О жизненном пути Ларисы хоть роман пиши с крутыми поворотами в судьбе, с любовью и потерями. С военными передрягами, с переездами и бомбежками, с пропаданием без вести, а потом появлением живой и невредимой.

Гордость и независимость помогали ей выжить, но они же не позволяли идти на уступки. Она вырастила трех дочерей, сохранила оптимизм и удивительно легкий характер.

Екатерина – младшая из всех Волковых – тоже испытала в жизни немало. Самым трудным для нее оказалась война. Ее совсем еще подростка угнали в Германию.

Там их поместили в какой-то трудовой лагерь с очень тяжелыми условиями. От того времени остался след в виде татуированного номера на руке и неистребимая ненависть к надзирателям из русских, выслуживающихся перед немцами.

Их издевательства, видимо, были так сильны, что почти через семь или восемь лет Екатерина, увидев одного из них прямо на улице в Ленинграде, сразу вспомнила его мерзкую рожу.

Она выследила немецкого прислужника и узнала, кто он, и даже, где работает. Оказалось, что он опять начальник, хоть и небольшой. Он уже слывет фронтовиком, и опять помыкает подчиненными.

Хоть и не любила Екатерина те самые компетентные органы, но обратилась к ним, и эту гниду, наконец, нашли. Ее свидетельские показания не оставили камня на камне от версии бывшего «страдальца» от немецко-фашистских оккупантов.

О судьбе Марии тоже стоит рассказать, но о ней речь пойдет ниже.

Мария с удовольствием ездила к старшей сестре Серафиме. Она занималась кухней и уходом за внучками, а Серафима Николаевна – вела свое большое хозяйство. Это огород и сад, поросенок, а иногда курицы, ну и общее руководство.

Начиналось летнее гостевание с конца мая и заканчивалось в августе. Иногда мы – родители – в конце лета увозили детей домой, а Мария Николаевна оставалась у сестры на недельку-другую для заготовки грибов и ягод.

В первые же приезды в Невель внучек окрестили. Серафима стала крестной матерью у Ники, а сестра Лариса – крестной у Иры.

В те годы крещение проводили тайно, на дому. Только в таком случае появлялась возможность обойти необходимость сообщения властям о том, что кто-то из жителей утратил способность сопротивляться «опиуму для народа». Иногда строптивых настигали кары, поэтому и таились.

После рождения дочки, мы долго раздумывали, каким именем ее назвать. Перебирали разные варианты, и как бы примерялись к их звучанию.

Однако бабушка Маша серьезно подходила к этому вопросу. Она почему-то не советовала называть новорожденную внучку Настенькой, хотя нам это имя нравилось. Мария Николаевна говорила нам категорично: «Назовете дочку Настенькой, я к ней не подойду, потому, что все Насти – дурочки». Мы принялись искать другие варианты имени.

По правде сказать, это началось 29 марта, после получения радостного известия из роддома, когда я с друзьями отмечал появление дочки на свет, как большой праздник. За праздничным столом собрались самые близкие.

Мы – мужчины сочетали приятное с полезным – обсуждали возможные имена для новорождённой, но и старательно «обмывали» глазки, шейку, ручки и ножки и все другие части тела дочурки, чтобы они были красивыми и здоровыми.