Елена Поддубская - Признанию взамен

Рука Новикова потянулась к пачке.

– Зараза! Куда она её подевала? – выругался мужчина, не найдя в баре зажигалки. Не найдя же нужного предмета ни на кухне, ни в гостиной, где часто зажигали свечи, ни в дрессинге, где зажигалка тоже всегда лежала, мужчина вышел с сигаретой на крыльцо дома и огляделся по сторонам. Со временем загородный дачный посёлок превратился в элитный подмосковный микрорайон. Тридцать пять километров от столицы считались близкой удалённостью. Ошалевшие от гари и шума москвичи за дачу принимали даже то, что покупалось в радиусе ста километров и выше. С высокого крыльца и в тумане слева вырисовывались очертания крыши углом, какая раньше была у всех дачников. Впервые за многие годы Новиков стал разглядывать чужой двор. Приехав издалека и поздно, теперь соседи наверняка спали, как большинство людей в посёлке. Новиков пошёл к столу для курения.

– Что за напасть, – удивился Александр, не найдя, что ищет и на террасе. Кричать и злословить было для него также непривычно и непросто, как для кого-то говорить тихо и не ругаясь. В стране сегодня процветало скорее обратное: матом не бранились, на нём разговаривали. Раздражаясь, что теряет время, мужчина повернул обратно к кухне, но уже у входной двери услышал на улице мужской голос. С тяжёлым скрипом несмазанных петель при повышении интонации, и с протяжными гласными в ударных слогах, он показался хорошо знакомым. Было понятно, что человек разговаривает по телефону. К тому же курит, ибо в свежесть утреннего воздуха прорвалась лёгкая табачная лента. Не подумав о том, как выглядит в халате и домашней обуви, Новиков спустился с крыльца и, продолжая удерживать сигарету во рту, пошёл к воротам. Раскрыв их, он замер:

– Серёга? – Лохматый, с проблесками лысины по центру головы и сединой на висках, довольно полный в животе и на уровне подбородка и скрюченный, сосед никак не выглядел однолеткой.

– Саня? – Мужчины изучали друг друга. Первым из ступора вышел Белецкий. Отключив телефон, он подошёл и подсунул под нетерпеливую сигарету пламя зажигалки. – Дыши глубже.

– Спасибо, – улыбнулся Новиков и продолжил беззаботно, словно виделись недавно. – Знаешь, у меня однажды с таким советом вышла почти юмористическая история. Шёл на работу, вижу, возле входа стоят молодые девчонки, курят. Я, вот как ты, пожелал: «Глубже, девчата!» А мне одна в ответ: «Глубже, это актуально для вас, дяденька, а для нас важнее, чтобы было чаще и ритмичнее».

– Весело работаете, – захохотал Сергей. Смех у него остался тоже, как в юности – раскатистым и глубоким. – И чем история закончилась? Ты проявил себя?

– Конечно. Взял эту хохмачку к себе секретарём.

– Зачем? Дома ритма не хватает? – Тот, кто не знал их истории, никакого сарказма в словах Белецкого не заподозрил бы, но Новиков напрягся.

– Дома, Серёга, мне хватает ровным счётом всего. Чего и тебе желаю, – завершил Александр разговор с намерением уйти. Но сосед остановил:

– Ладно, Саня, не сердись ты. Нам с тобой делить нечего. Ведь правда?

– Разве только что общий забор, – пошутил мужчина в халате довольно зажато, кивая на дома. Несколько затяжек промолчали, потом Новиков спросил. – Вы в гости или насовсем?

– Набегался я по гостям, Саня. Не хочу больше нигде жить, кроме родного дома. Сам заешь про наши дела. Как уехали тогда, так и… Сын вырос без нас. У Ани мать состарилась. Брательника Тимоху я не признал, а он – меня. Да и доча постоянно спрашивает: «Где моя Родина?» Ей без неё никак нельзя. Молодая она ещё, чтобы мириться с чужой стороной. К тому же прошла нужда прятаться. Времена, вроде, наступили мирные, никто никого больше за пол лимона деревянных не убивает. Да и рассчитался я уже со всеми должниками. Так что, будем оседать.

– Понятно. А с работой как? – Параллельно Александр думал, понравилась ли ему услышанная новость. Одно дело прижимать Анну во сне, другое – наяву ходить мимо и не прикоснуться.

– А что с работой? Моё дело – руками шевелить. Меня, как краснодеревщика, на любую мебельную фирму возьмут. Я даже в Приднестровье был востребован. А там нищета и шестьдесят процентов безработицы. Я и дома дело могу открыть: руки всегда при мне. А вот Ане побегать придётся. – Белецкий нервно сплюнул. Сосед отвернулся, избегая смотреть на скользкий плевок на прохладной утренней земле. Весна в этом году никак не хотела начинаться. В апреле не раз выпадал снег, май достал холодными дождями, при которых вчерашнее солнышко было редким гостем. Новиков свёл запахи халата:

– Зачем бегать? Аня ведь в Тирасполе в школе работала?

– Ты, погляжу, в курсе дел, – в глазах одного мужчины стоял укор, тогда как другой ускользал взглядом.

– Старые валенки, Серёга, мы уже не только сносили, но и выкинули, – ответил Александр с закавыкой, но, заметив, что сосед не знает, к чему пристроить его речь, добавил уже без премудрости. – Здесь преподавателей тоже не хватает. Пусть Аня сходит в нашу школу. Там теперь директором Лариса Косолапова, ты её знаешь.

Выражение Белецкого, кислое, с примесью пессимизма, мгновенно поменялось.

– Да ладно? – блеснул он глазами. – Ларка? Гимнастка из параллельного класса?

– Она самая. «Ларка из параллельного класса». Теперь Лариса Николаевна Колесникова. Замужняя дама. Ну, то есть, вроде бы замужняя, – сказал Новиков с сомнением, а потом и вовсе с конфузом. – Честно говоря, про её личную жизнь я не очень в курсе. Но то, что она прекрасный педагог и талантливый руководитель, знаю точно.

– Сорока на хвосте принесла? – всё же разговор не ладился, вся речь соседа была натянутой. На вопрос Александр усмехнулся:

– Ну да, младшая сорока по имени Маша. У меня ведь их трое, – он попробовал выровнять отношения; мол, я отец и семьянин, за остальное не отвечаю. Белецкий кивнул:

– Знаю, что у вас есть младшая. Они с моей Санькой должны оказаться одногодками. – И опять голосе не было примирения. Стало ясно, что разговор исчерпал себя.

– Ладно, пойду я. На работу уже пора.

– Ты всё также – что-то там по комп а м?

– Да. Что-то там, – махнул рукой Новиков в сторону неба, одновременно и прощаясь, и отвечая на вопрос.

Дальнее родство Людмилы с гендиром не стало поводом для дружбы их семей, а кадровики Лаборатории всё равно изучили «родословную» обоих супругов Новиковых до третьего поколения. Вот только совсем не генный код давал в таких структурах добро на трудоустройство, как это думала Людмила, а отсутствие тех наследственных генетических заболеваний, что с возрастом могли прогрессировать и являлись несовместимыми с деятельностью программиста. Людям, способным закодировать и раскодировать всё, от кофеварки до траектории полёта космического судна, требовались не только ум и опыт, но, прежде всего, отсутствие родственника с психическими отклонениями или дегенеративными заболеваниями. К тому же, для того, чтобы в информатике стать не хорошим, а лучшим, психологи, тестируя соискателя должности, пытались разглядеть в нём не только быстрое реагирование на проблему, но и особую сенсорную чувствительность, того восприятия, при котором даже запах может помочь построить логическую цепочку для принятия нужного решения или для разработки требуемого алгоритма. Вывести неуязвимый (на сей момент) антивирус при помощи иллюзии или галлюцинации, вызванных длительной фиксацией экрана и способных дать подсказку, был способен мозг не абсолютно «здоровый», а уникальный. Творения любого гения, будь то индивидуальный слог или несущая мысль, всегда обязаны скорее подсознательному, необъяснённому, недоступному для других, непостигаемому остальными. Той самой подкорке, вычленяющей и выдающей при определённых условиях парадоксальные открытия, касающиеся процессов, людей, машин.