[frank_sparral] - Анаксаген. Том I. Записки сумасшедшего

ртами что трепещутся, зубами…

Разрывают связки и событья,

Слов потёртых, сказанных устами.

Как же мы устали от мелодий,

что нам в уши, – не дают почувствать, —

кто-то сверху, снизу, между делом;

шлёт через динамик-человек,

созданный руками человека-винтик;

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

тик-тик-тик…

Я просыпался там, где не каждому дано проснуться, однако тот и не в состоянии прочесть всё это. Да и до этого ли ему, когда ногами сам он хрупко упирается лишь в пол, совсем забывая о своём полёте?! Зачем ему, такому, выслушивать ещё одну природную поломку? Уж хватит боли!

Над моим телом особенно старались, покорпели, потрудились… А чем другие хуже?.. Возможно тем, что я не в них сижу; сижу в своём. И оно ничем не хуже. Но многое забыло и очистилось… Теперь тону в реальности.

Изо рта пасёт навозом, благо запах его помню; жаль, не помню, где его я нюхал раньше. Побежал до туалета, запнувшись о чёрную гитару: пыльная, а струны болтаются. Сел на унитаз, пытаясь захватить свою волну… Так просидел около часа. Обрадовался, когда бзданул – течёт всё, что скопилось. Покряхтел, покашлял. Словил запор… Зато полилась моча. И жжёт, сука!.. Аж слёзы покатились, но говно не льётся. Жду…

«Запор?..» – в сердцах и в мыслях думаешь о геморрое.

– Нужно жевать побольше супу, пока кишка не отвалилась… – эхом повторила ванна: сероватая, унылая и грязная; обиженная на мои мысли и обнажённая. – И сколько ж здесь не жили?..

Молчит, не отвечает.

||

||

||

shit

Бумаги не оказалось, поэтому пришлось тащить свой зад под умывальник. Включил кран – чернотой вылилась дохлая водица, спустя вымышленные минуты стала краситься и превращаться в прозрачную, но всё же отдавала желтизной и хлоркой. Дождавшись блеска, залез в посудину: согнулся в три погибели, чтобы удобней там расположиться; ванночка урезана почти наполовину.

Сидеть, конечно, было неудобно, холодно, но вот когда на пальцах ног я ощутил сначала теплоту, и сразу чуть не получил ожёг, свёрнутая лыба расползлась не только по лицу, но и по сортиру, убавив от него уюта. Впрочем, его там явно не хватало, может быть, и не было никогда. Намылился, и тут же отключили воду…

Что делать, я спокойно вытерся и убежал на улицу – квартира-то меня не принимала! Когда спустился до дороги, увидел проезжающий трамвай. «Может, в него?» – промчалось в голове. Он ехал дальше. Уже за угол повернулся и вдруг встал. Я побежал.

Вселенная мигала огоньками: всё это – умирающие звёзды; других планет мы даже не увидим: с Земли на всё смотреть не так противно. А ночью снова плачет сильный и необузданный мечтами ветер, и плачут скалы; за окном и небо разревелось, и мечты, и мысли падают опять куда-то в пропасть – их там жрут сначала, а потом терпеливо высрут, и обратно: сожрут и высрут – выжмут и обратно.

А между тем, наш дьявол шепчет Богу: «Да что ж ты блять придурок-то не слышишь?»

В другое ухо шепчет Богу мудрость: «Не слушай его, Боже мой, не слушай!»

– Вы спите? Просыпайтесь!.. – тусклый голос ворвался в мой сон. Я отварил глаза: стройка в окне, шатается прикрытие, ветер дует. Женский голосок: – Выходите?.. Если нет, то оплатите проезд, да дальше спите!

Она не смотрела на меня говоривши, но обернулась после, ощутила моё лицо; улыбнулась и просто отошла. Я ничего не понял и резко испарился из трамвая. А сзади слышалось: «Вот гадина! А номерок оставить?» Я бежал, как маленький воришка.

Бежал я долго. Вскоре запыхался. Стал идти немного тише, оказавшись в частниках. Залаяли собаки, я вновь сиганул, ударившись в забор. Там и припарковался, около безлюдных гаражей. Организм ощутил временную безопасность и расслабился. Захотелось посрать.

Стыдобы не было, ведь рядом не было людей. Поэтому вся мерзость вылетела на снежок, который превратился в воду. Желудок заурчал, а я врубился, что рядом и деревьев даже нет, ни кустиков, поэтому вцепился пальцами в снег, который медленно размазывал о жопу.

Вот и реальность, когда и жопа в говне была, и руки. И снег.

shit in glitter

Я повертелся в разные стороны, привстал немного, чтоб повертеться ещё раз и вдруг увидел в стенке одного из гаражей странную систему: эта стеночка тряслась под тихим ветром. Я быстро под неё; через секунду я уже внутри.

Машины не было, но бензинчиком пахло: я охмелел; подумал, что машина бывает тут частенько. Пошарил шкафчики небольшие и нашёл газетёнки, на которых сию секунду оказались мои промежности.

Опытом не наделённый, я прилёг, вскоре и уснул.

– Эй, мужик, вставай!.. Это ты там говном вокруг гаражика-то всё обмазал?.. Ты живой, нет?..

Прям перед глазами чей-то молодой парниша. Лет ему не больше 25. Я потянулся, и привстал. Он затаскивал с подругой какие-то огромные блюдца, железные. Я не стал ничего спрашивать, да пошёл отседова. Только идти-то мне и не нужно было слишком далеко. Оказывается, я стоял перед тем домом, с которого вчерашним днём сбежал.

«Вот и беда…»

– А ты живёшь здесь что ль? – вдруг покосился я на молодого.

– Нет, пока не освободилась для меня квартирка.

И он отчаянно продолжил ворошить свои тарелки, что-то скрипя под ухо своей подруге.

– Лиза, чего сегодня делаем? Нужно съездить ещё, – после этой фразы я в недоумении, а они хихикают. Конечно, быть не может, чтобы эта Лиза была моей. Поэтому я очухался, да поплёлся вдаль, к себе в квартиру.

– Неужели он нас не узнал… – мною как-то пропускается. Да и странно это, не мне, вероятно.

Вспоминая халупу, где теперь живу, сложнее становилось делать шаг: каждая ступень этого подъезда меня томила. Последняя и вовсе вывела:

– Сука! Сраная жизнь, сука! Сраная ёбаная жизнь!

Шуточно ударяясь ногой о лестничный пролёт, я вдруг почувствовал ужасную боль. «Похоже, вновь перестарался!» – после этих мыслей я упал и отключился.

Дома воняло гарью и протухшею хуйнёй, но и эта вонь не смогла меня, окоченевшего, поднять с пола – я лежал и лежал. В голове начали играть мелодии.

Я еле встал и попытался снять обувку. Это тяжёлый труд: такие длинные шнурки… И я сижу один с этими драными шнурками, мне 50, и я ничего не добился. Порой лежу, ковыряясь небрежно в своём прошлом, и пытаясь отыскать, где же я ошибся. Хотя и прошлое моё – два-три дня и сегодня, а жадная пустота уничтожает каждый старый день.

И будет ли когда-то новый?

Когда возник этот кошмар?

– Когда? – кричу я на себя и ударяю кулаком о стену; кричу ещё: – Когда? Вспоминай же, мразь!

Но я не помню.

Даже сейчас, погружаясь всё глубже в эту реальность во мне что-то и просыпается, но что-то жадное. И жадюге этой не жалко моего тела. Я готов спалить его, чтобы не проснуться, ведь ещё один день прошлого теряется в жуткой обойме каждодневности.