Алиса КЛИО - Немир

– Ну, кому-то же ты должен доверять, – произнёс Хранитель с несколько чрезмерным, с точки зрения Ленни, нажимом. – У тебя, возможно, тысяча причин, но я понятия не имею, какие из них ты считаешь наиболее важными.

– А ты, как и Магистр, хочешь знать всё, – безразлично подытожил архаик, теряя к разговору всякий интерес. – И, так же, как он, ничего не узнаешь…

Но ему не пришлось закончить фразу. Непонятный шум, который Ленни впервые услышал несколько минут назад, теперь просочился сквозь створки окна и достиг их ушей. Снаружи что-то ворочалось, вопило, визжало десятками человечьих голосов. Игнорировать это было уже нельзя.

– Что такое? – Ленни первый выпалил вопрос, возникший у всех одновременно. Амбер обернулся к Сантариалу.

– Не смотри так, я ни при чём! – отстранился тот.

– В другой раз будешь осторожней.

Чёрные глаза вспыхнули неземным сиянием и будто метнули в Хранителя две шаровые молнии: Сантариал мгновенно лишился всей светскости.

– Какого…

Не договорив, он тенью выпорхнул в дверь. Амбер кинулся к окну, дёргая штору, а Ленни остался в одиночестве. Но зато он понял, что неотмирки придают Беспределу отнюдь не шуточное значение.

– Ничего страшного, – сказал Сантариал, вторично появляясь в дверях. – Люди выясняют отношения, – его лицо приняло мечтательное выражение. – Пойти разве посмотреть?

– Шкаф на место верни… – устало обронил Амбер, но закончить не успел. С улицы раздался громогласный синхронный рёв:

– Король! Король!

Сантариал шагнул было к дверям, но остановился. По-видимому, он начинал догадываться, что обречён оставаться на пограничной линии порога без всякой надежды выйти из этого дома – по крайней мере, сегодня. Амбер махнул ему рукой, и архаик после некоторого колебания подошёл к ним. Ленни выглянул на улицу, но тотчас отпрянул: ему показалось, что у него началась морская болезнь. Судя по всему, такие же симптомы наблюдались и у остальных.

Ибо снаружи бесновалась стихия. На главной площади, как в огромной чаше, плескалось безумное людское море голов и воздетых к небу рук. И по этому морю на белоснежном коне, словно на корабле, плыл тот, о ком Ленни теперь знал всё из красочных немирских легенд.

В воздух взлетали цветы. Сотни роз, ещё даже не успевших распуститься. Вот западный склон и лишился весеннего убранства, с грустью подумал Ленни, и тут одна из роз влетела в окно и оцарапала ему щёку. Амбер захлопнул раму и запер на задвижку.

От созерцания вакханалии их отвлёк голос Рамзеса, уже побывавшего на улице:

– Ну всё, ребята! – в тихом отчаянии донеслось из-за их спин. – Раз он приехал – считайте, что Немира больше нет! Скоро нам всем придёт большая хана!

– Тебе точно придёт, – так же тихо отозвался Сантариал, не отрываясь от окна.

Ленни было забеспокоился, однако никто из них не проявлял признаков агрессии. Напротив, выражение глубокой озабоченности, появившееся на лицах окружающих, на мгновение стёрло даже их индивидуальные различия.

– Ленни, на твоих руках кровь, – негромко сказал Амбер и протянул ему носовой платок. Проклиная садоводов и их любовь к колючим растениям, Ленни приложил платок к щеке.

– Надо же, какой! – глубоко вздохнув, со смесью возмущения и восхищения проговорил Рамзес. – Никто ведь не знал, что он приедет! К чему бы такая таинственность?

– Вот именно, – прошептал Сантариал.

– Видишь? – Рамзес ткнул Амбера в бок, кивнув в сторону архаика, – даже им ничего не сказали!

– А может, это и к лучшему? Плохие новости обычно слишком торопятся…

– Амбер, ты у нас историк, – заметил Сантариал, – вот и занимайся историей.

– А почему эти новости плохие? – недоумённо спросил Ленни, стараясь по мере сил разрядить обстановку.

– Дубль два, – скривился Рамзес, – для беспамятных: было предсказано, что Галахад придёт и спасёт Немир. Только что говорили!

– И что тут плохого?

– Раз он здесь, значит, нам действительно грозят все предсказанные ужасы и бедствия, – важно предрёк Рамзес.

– Но разве все не спасутся?

– Кто тебе сказал, что все?!

– Амбер, я не понимаю, чем ты тут занимаешься, – произнёс Сантариал, отвернувшись, наконец, от окна. – Человек совершенно не осведомлён…

– И политически безграмотен, – с готовностью подхватил Рамзес. – Ну, это уж моё упущение…

– Амбер! – сказал Сантариал. – Не пускай его к людям! Иначе случится то, о чём мы говорили.

Архаик произнёс это ледяным тоном, но окружающим тотчас сделалось жарко. В памяти Ленни тут же возник пейзаж, однажды виденный на западном склоне – странное надгробие со странной эпитафией, значение которой не смог прояснить даже Амбер. Непрошеная ассоциация надолго застряла в его мозгу, оставшись даже после того, как за Сантариалом закрылась дверь.

Рамзес шумно выдохнул.

– Нет, этого типа надо запретить! – заявил он. – С какой это радости ты позволяешь им тут околачиваться?!

Амбер оставил без внимания и вопрос, и множественное число. Его интересовало другое.

– Не считаю лишним спросить: и о чём это вы говорили? О светопреставлении или о том слове их четырёх букв, начинается на «ха»?

– А я чем виноват! – мрачно отозвался Рамзес. – Надо было читать статьи о текущем моменте!

– Но мне не кажется, что все эти люди внизу разделяют твоё мнение, – как можно мягче произнёс Ленни. Рамзес лишь усмехнулся.

– Толпа всегда вед о ма, – теперь, в отсутствии Сантариала, от него снова исходила обычная самоуверенность. – А такие, как Галахад или Магистр, владеют управлением в совершенстве. Как сказал кто-то великий и мудрый: поизучай-ка механизмы управления, и никогда не испытаешь удивления. А ты что думаешь?

Ленни попробовал представить состояние, в котором не испытываешь никакого удивления, но оно настолько ему не понравилось, что он решил: не стоит и пробовать становиться великим и мудрым.

– Думаю, поживём – увидим, – сказал отмирок за неимением лучшего.

– А… не-е-ет! Чтоб его! Шкаф! Нет, вы это видели?!! Как стоял, так и стоит.

– Ну и ладно, ну и пусть, – с готовностью откликнулся Ленни. – Когда он ходил, это было так… неестественно.

– Я к тому, что этот недоумок и не подумал поставить его на место! Чтоб его расколбасило, если хотите знать мое мнение. Ленни, давай, навались!

– Как он это сделал? – произнёс Ленни чуть позже, убедившись, что шкаф совершенно неподъёмный, а они с Рамзесом, пытаясь его укротить, олицетворяют собой всю тщету суетных порывов.

– Это не Сантариал, – опровергая себя же, заявил Хранитель. – Это сам шкаф. Он очень древний, сделан из коры не-помню-какого-дерева, а с ними не угадаешь заранее, что им в подкорку взбредёт. Наверно, ему зачем-то понадобилось выйти, а потом он забыл. С такими старыми вещами иногда случаются приступы амнезии.