Светлана Викарий - Возвращение черной луны

Лора истекала слюной, вдыхая аромат родной деревенской вскормившей ее пищи.

Владимир разлил водку «Жириновский» в старые, помнящие прародительницу Горчаковых стопки – граненые и высокие. Слеза выкатилась из глаз тети Кати.

– Родные мои! Выпьем сперва, за встречу. Девка моя! Если б ты знала, паразитка такая, как мы ждали тебя эти двадцать… сколько там лет! Сколько слез я в подушку пролила, о тебе думая! Сколько весточек я мыслями тебе послала в эту Америку, и еще где ты там скиталась. Сколько я свечек за тебя в церкви поставила… Сколько я молитв Богородице Абалакской обращала… Мы же кровью связаны. В наших жилах течет одна кровь… горчаковская… горькая… но такая уж нам Боженькой дана! И не забыть нам друг друга, где бы мы ни находились, пока хотя бы в двоих Горчаковых течет кровь. А наша кровь – не водица. Мамаша наша так говорила, а мамаша знала… – Катя остановилась, и по-прежнему держа руку с наполненной рюмкой, вторую преподнесла к левому уху, словно хотела к чему-то прислушаться.

Возникла довольно длинная пауза. Серега мучительно ждал команды выпить. Валентина, напряженно улыбаясь, во все глаза разглядывала гостью.

«Нет, такого не бывает! Не может баба моего возраста быть девкою! А может, она чего знает, такого… ну, этакого…? А может она, в бабку свою колдовку, а, Господи, прости!»

На лбу Валентины выступили капельки пота. В глазах Владимира застыло недоумение.

– Господи ты, Боже мой! – выкрикнула Катя в следующую минуту. – Господи ты, Боже мой!..

Клацанье металла, стук в ворота услышали все в тишине наступившей паузы. Взлаяла овчарка Дин, и следом звонким тявканьем залилась Малышка.

– Пацаны, пришли. – Произнесла Лора, ощущая, как сердце ее почему-то ускоряет биение. С чего бы это?

– Пацаны всегда через забор лазят. И собаки их знают. Собаки всех знают, кто к нам ходит. – Сказала Катя, и с размаху вылила, наконец, рюмку куда полагается. – Это он, – Алексей наш.

За столом вновь на секунду воцарилась настороженная тишина, как перед грозой.

– Что? – спросил Серега.

– Кто? – словно уточнил Владимир.

– Картинка была мне. Братка вернулся. Стоит за воротами. – С усталостью в голосе проговорила Катя.

Серега было взметнулся. Глаза стали растерянные, почти что жалкие.

– Нет! Сиди уж! – Остановила его сестра. – Вовка, сынок, иди, встречай!

Следующая минута, казалось, тянулась вечность. И когда на пороге следом за Владимиром возникла худая, высокая фигура Алексея, нагнувшего свою безволосую голову при входе в родимую дверь, Катя выдохнула:

– Ну, вот и тебя мы дождались! И ведь восемь лет, как сон! – Катя высвободила из-за стола свое грузное тело, подошла к брату, припала к его груди.

– Браткаа!.. Ой, и как же тюрьмой от тебя пахнет, словно псиной! Лешкаа!.. Мой ты сердешный! Если кто и ждал тебя, так это я. Ночами все вспоминала, какой ты был – пригожий да ласковый в детстве… И потом, здоровый да красивый. А кто же еще ждать тебя будет, если не сестра твоя старая? Кому ты нужен, если не мне? Голова твоя дурная… Лешкаа!..

Лора поднялась из-за стола, и, глядя в его серое настороженное лицо, долго по-бабьи, по русской привычке, неистребимой и родившейся вместе с ней качала головой, пока обильные слезы не полились из ее глаз. Сердце ее впервые ощутила связь, кровную, мертвую, доставшуюся ей с кровью бабки Ольги. В ее памяти Алексей оставался молодым, красивым парнем, когда-то дававшим ей защиту. И так же, как Катя она приникла к его груди, вдыхая душный, тюремный дух его тела.

– А, ну-ка, – вдруг очнулась Катя, – Леха, живо в баню! За стол не пущу пока вонь тюремную не смоешь с себя… А манатки-то оставь, – она кивнула на узелок, оброненный на порог, – тут у Вовки сменка есть, я тебе принесу, братка. Иди, иди с Богом, поди, не забыл, где банька в родительском доме?

Алексей слабо улыбнулся.

– По ночам снилась. – Тугой комок, подступивший к гортани, мешал сказать ему то заветное, что годы копилось в душе. – И все вы… родные мои!..

– Ну, и ладно. Ладно. – Катя подпихнула Алексея в спину. – Иди.

– Я, пожалуй, с Лехой пойду. А то, кто его отогреет свежим веничком? И отшоркать его как следует надо. Последний взгляд Владимира был в сторону Сереги.

Серега молча взирал на сцену, классическое название которой всем было известно со времен советской школы: «Не ждали…»

Над городом висел круглый голубой шар луны. Вокруг него распространялось нежнейшее сияние, ореол. Глядеть долго на луну становилось томительно. Цишин задернул занавеску.

– Полнолуние. А раньше мы полнолуния не боялись, – заметила Стеша, – гуляли по Вознесенскому. Помнишь? Когда молодыми были.

Стеша неспешно поставила чайник со свистком на огонь газплиты, принялась хлопотать за столом, достала сахарницу и конфеты «Коровки», которые любил Аркадий. – А ты, что касатик, такой беспокойный, вроде и на рыбалочку съездили, отдохнули?

– Так приехал ведь пустой! Не наудили ничего мы с Сашей, а Женьке подфартило. Веришь, на два кило линя вытащил…

– Женюшка – он у нас парень фортовый.

– А вечер был прекрасный. И все же сердце у меня сегодня не на месте, Стешенька.

– Отчего же?

– А вот как-то заволновался вдруг с утра и не объяснить. Собственно, даже вчера это почувствовал.

– Если не объяснить, что-то случится, касатик мой. Да к тому ж полнолуние.

– И я так думаю. Так к добру или к худу?

– Давай я тебе мяты положу в чай, мята хорошо помогает при волнении.

– Ангел мой, Стешенька! Как бы я без тебя жил?

– Ну, вот рядом, считай, жизнь прожили.

– Зря ты за меня замуж не вышла, Стеша.

– Не зря, Аркаша. Разве я тебе пара была? Штукатурша на стройке.

– А жизнь доказала, что пара. Самый верный мне человек. Штукатур – это всего лишь профессия. А главное-душа, преданность, забота.

– Да все хорошо, касатик мой. Крыша над головой есть, здоровье пока есть, и ты рядом. Жаль, дети мои выросли, разъехались…

– Скучаешь…

– Скучаю. А как же…

– А помнишь, как у тебя от ребятишек весело было? Четверо – это не один.

– Как же… Тут Виталик звонил утром, привет тебе передавал, звал на лето.

– Поедешь, Ангел мой?

– Не знаю. И денег обещал прислать.

– За деньги ты даже и не думай, я тебе дам. У них с деньгами там не очень хорошо. А ты на внуков полюбуешься.

– Посмотрим, Аркаша. Пока на дворе май. Лето говорят, будет долгое, жаркое. Фаина в интернете прогноз читала.

– Забегала?

– Да нет, в магазине промельком встретились.

– А я с утра забегал к ней. Поговорил. Так, о проектике.

– Ты с этим проектиком замаялся совсем. Все ж хлопот много. Пирожки подогреть? Вот с картошечкой, а эти с рисом и яичком.

– И не говори… Бумажки, будь они неладны! Кто их придумывает! Саша сам за голову берется – не понимает, откуда такое количество бумаг. Ну, любое плевое дело, а обставь его бумагами со всех сторон.