Давид Павельев - Сто причин сойти с ума

– Нет.

Он действительно удивился.

– Это ещё почему?

– Это несправедливо по отношению к вам.

Прокурор горько усмехнулся.

– Вы прямо как доктор. Я уже устал с ним спорить. После всего, что я сделал, я по-человечески просил его: «Ну придумайте же мне какой-нибудь диагноз – только и всего! У вас же их чёртова уйма, тысячи страниц в этих ваших справочниках. Неужели ни один не подойдёт?» А он заладил: «Ваше место не здесь, а там! Вспомните, кем вы были. Вы всегда говорили только правду, делали то, что считали полезным обществу. Таких как вы – считанные единицы! И только потому, что вы пошли на принцип и стали жертвой провокации, вы сдались. А ведь вы здоровее любого из них! Это несправедливо по отношению к вам, и я хочу сделать всё, чтобы снять с вас ярмо и вернуть в строй».

– Так может, он прав?

– Нет, юноша. Он не прав. То есть, в общих чертах, это, разумеется, похоже на правду. Но не в сути проблемы. Я действительно был неподкупен. Все взяточники и казнокрады города боялись меня, как огня. Я знал о них всё: кто, когда, с кем и сколько. И я не остановлюсь не перед чем, чтобы отправить их всех за решётку. Я не просто боролся с коррупцией. Я хотел искоренить её. И плевал я на доводы, что это извечная наша русская беда – так говорят только бездельники, которые хотят не решать проблему, а кормиться за счёт простых граждан. Я знал, что плюю против ветра, и никогда не боялся нажить себе влиятельных врагов. А их-то у меня было как раз предостаточно! Сколько раз они пытались свалить меня с должности! Строчили доносы, подбрасывали улики, чернили в продажных газетёнках. Ничего не выходило. Весь город знал, что я чист. И знаете, я стал эдаким живым символом Честности. Можно, наверно, делать правое дело тихо и незаметно, вот только лично я не знаю как. А я должен был говорить, обличать, срывать маски. Повторю, я ничего не боялся. Нет, я конечно, не камикадзе, и мне знакомо это чувство, иначе я действительно был бы почти сумасшедшим. Но по-другому я не мог: если тобой движет идея, она сильней инстинкта самосохранения. Я чувствовал невероятную силу, ведь я был не один – со мной все лучшие люди города. Я не мог дать слабину! Но они дождались своего часа. И какого! Когда все главные хищники затаились, на взятке попался один мелкий чиновник. И взял-то он совсем ничего – по нынешним меркам копейки. Но я набросился на него со всей яростью, вцепился в горло. «Как посмел ты нарушить клятву и обмануть доверие народа? Ответишь по полной, чтоб другим неповадно было!» И он ответил. В суде я запросил ему максимальный срок, и его посадили – такой я был тогда авторитет, что никто не сомневался в моей справедливости. А потом выяснилось, что взял он не ради своей корысти, не ради обогащения. А ради маленькой девочки, его племянницы, которой требовались деньги на лечение за границей. Так бывает, что бюджет на нашу медицину разворуют, вот и приходится лететь в иностранные больницы, где оборудование лучше. Так что вы думаете: я был слишком строг к этому чинуше? Надо было во всём разобраться и принять смягчающие обстоятельства? Он ведь единожды оступившийся, может, простить его? Да ничего подобного! Я прав и нисколько в этом не сомневаюсь!

Я хотел было перебить его и заметить, что прокурор скорее пытается убедить себя в этом, но решил промолчать.

– Ничто не оправдывает преступления! Никакие благие намерения или ложь во спасение. Стоит один раз нарушить закон, как цепочка потянет к большим и большим злодеяниям. И её уже не разорвать, уж поверьте мне! А что до его беды – так можно решить её в рамках закона. Можно и попросить в конце концов. Всем миром и помогли бы, наш народ сердобольный и копейку последнюю отдаст, главное, чтобы честно. Но нет – надо обязательно злоупотреблять служебным положением. Так что я нисколько не пожалел о своём решении. А мыслишка всё-таки закралась. Капля воды и камень точит. Не сразу, конечно, а постепенно – кап, кап, глядишь, скала и обрушилась. Вот и я проснусь иногда и думаю: что если ты, Нестор Нилович, пережиток прошлого? Так сказать, динозавр в мундире? Потому-то человека ты не понимаешь. Для человека, наверно, естественно где-нибудь схитрить ради своей пользы и пользы своей семьи. «Хочешь жить – умей вертеться», так, кажется, говорят народные мудрецы. Да и времена сейчас тяжёлые, каждый выживает, как может. А законы, на которые ты молишься, они для того только, чтобы толковые люди с умом их нарушали. Законами одними сыт не будешь, в честь да репутацию детишек не оденешь. Хочешь для них добра – смотри на всё это сквозь пальцы и с принципами своими не приставай. К тому же ты сам хорош – на этих людей тебе наплевать, а горностая из себя строишь из одной гордыни. У одних «мерседесы» без единой пылинки, а у тебя – репутация без малейшего пятнышка. И бережёшь ты её пуще зеницы ока ради своего только удовлетворения. Вот только сохранил я эту свою репутацию? Да чёрта с два! Сами знаете, сколько у нас в народе всезнаек, любителей «резать правду-матку». Вот эти светлые головы и подумали: раз я с таким остервенением набрасываюсь на жалкого, безобидного клерка, ухватившего-таки копеечку, то сколько же должен брать я сам! И им поверили. Поверили не мне с моей кристальной репутацией, а газетным пустобрёхам и мудрецам со скамеек! Не мне, с моей Правдой, а им с их «мы то уж знаем!» И вот тогда я был выбит из седла. Я ослаб. Кто теперь верит в мою честность, в мою бдительность, в мою непримиримость к подлости, лжи и стяжательству? Да никто, кроме меня самого! Как вы догадываетесь, мои враги, которых у меня по известным причинам больше, чем на сучке блох, не замедлили этим воспользоваться, и стали в наглую меня травить. А дальше было то, что вам хорошо известно. Пресс-конференция, ехидно ухмыляющийся журналюга, буравящий меня своими свиными глазками, будто бы видит меня насквозь. А что он видит? Только то, что хочет видеть его купленная-перекупленная душонка, и то, что ему заказали хозяева-толстосумы. Вот я и швырнул в него микрофоном. С каким смаком он впечатался в его ошалевшую от неожиданности физиономию! Всю жизнь буду гордиться своей меткостью. Теперь вы продолжаете считать, что общество так уж во мне нуждается?

Я не знал, что ему ответить. За игрой я давно уже не следил, да и прокурор до сих пор не поставил мне мат лишь для того, чтобы я не мог от него улизнуть.

– Понятия не имею, Нестор Нилович. Но, наверно, всё-таки да.

– Вот и доктор всё пытается меня реабилитировать. Только зачем? Вдруг тот, кого назначили вместо меня, окажется ещё лучше? Вряд ли, конечно. Но вероятность есть.

– Может быть, вы вернётесь. Пусть не на прежнюю должность, но есть же другие места. Ведь люди-то вас всё-таки ждут.

– Нет. Я уже не прокурор. Я не боец. К тому же, я в этом абсолютно не уверен. Всё, чего от меня ждали, я уже выполнил. Посадил энное количество коррупционеров, заставил уважать закон, дал в морду журналисту и сошёл с ума. И, находясь здесь, я продолжаю всех удовлетворять.