Татьяна Макарова - Кулон месье Лангле

– Я сейчас позвоню ребятам, узнаю у них про Машу и попробую отследить ее телефон, но если, как ты говоришь, он отключен, то шансов нет. Правда, можно посмотреть последнюю локацию, где был включен телефон.

– Сделай, пожалуйста, Кирилл.

– Сань, успокойся, не пыли раньше времени, – успокаивающе проговорил Уваров. – Ребята мне бы уже сообщили, хотя, – он протяжно выдохнул, – они должны были мне сообщить о ее отъезде на вокзал.

– А ты вспомни, какое сегодня число, – выкрикнул Александр и, спохватившись, оглянулся на дверь.

– Твою ж… – вырвалось у Кирилла, – надеюсь, что она на самом деле в Москве. Я еще подключу товарища, он сможет по билетам определить, куда и когда она поедет, – и тихо добавил: – Дай бог, чтобы билеты были. Все, звоню ребятам и сразу же тебе.

– Жду звонка, пока. – Александр устало потер глаза, посмотрел на часы и вышел из кабинета.

По дороге в кухню он заглянул в гостевую комнату, где на большой кровати спали дети. Поправил одеяло у Вани. Тот всегда спал так, что подушка и одеяло непременно среди ночи оказывались на полу, а сам он вертелся как юла. Так, утром на том месте, где лежали подушки, оказывались ноги. Катя спала, обняв свою любимую мягкую игрушку: коричневую пушистую собачку, которую она прозвала Бубликом.

Я шла по вечернему городу. На улицах было много народу: помимо футбольных фанатов, гости города, которые по традиции приезжают на праздник выпускников «Алые паруса», в этом году он состоится в ночь с 23 на 24 июня. На юбилейный, пятидесятый, праздник на Дворцовой площади соберутся только выпускники. Зрители будут смотреть музыкальное шоу на Стрелке Васильевского острова, а затем всех ждет знаменитое мультимедийное шоу на Неве. Завтра к тому же должен состояться матч Бразилия – Коста-Рика, о чем говорилось на каждом шагу и на разных языках. Да и болельщиков из этих стран было много. Иногда мне приходилось буквально пробираться сквозь толпу.

Я предприняла меры, чтобы скрыться от предполагаемой двойной слежки. На мне была просторная футболка нашей сборной, та самая, которую я выпросила у парня. Ее я надела поверх блузки, рукава которой мне пришлось закатать. Просторная футболка прекрасно маскировала мою фигуру. Широкие спортивные штаны, в которых я ходила в поход, скрывали кюлоты и мои туфли XVIII века. Кафтан и камзол я положила в бумажный пакет. На голове у меня была бейсболка, под которую я спрятала волосы. Кроме этой маскировки с одеждой, я еще нарисовала на щеках трехцветным мелком триколор. Про трехцветный мелок я вспомнила, переодеваясь. Как-то Александр брал с собой на футбол Ваню, чтобы тот себя почувствовал настоящим болельщиком, я купила этот мелок. Ваня был такой счастливый, когда я нарисовала ему триколор. Кроме этого, он надел на шею шарф, который принес с собой Александр, и радостно кричал, что он настоящий болельщик.

Из дома я выбиралась со всеми предосторожностями. Зная про камеру на подъезде, выходя, я прикрыла лицо рукой с пакетом, поправляя бейсболку, а потом заматывая шарф вокруг шеи. Всю дорогу я снова оглядывалась и проверяла, как показывали в фильмах, есть ли слежка за мной. Пусть это и походило на паранойю, но мне так было спокойнее.

И сейчас я радовалась, что на улицах много народа, мне проще было затеряться среди прохожих, туристов и болельщиков, потому что многие из них были в таких же футболках, как у меня.

Время близилось к полуночи. На улице из-за облачности стало темнее, и это мне было только на руку.

Чем ближе я подходила к месту, тем все больше и больше тревожилась: удастся ли мне снова оказаться в прошлом? Если удастся, то где именно я окажусь? Получится ли оказаться именно в 1762 году, как я рассчитывала? Вопросов было больше, чем ответов.

Неподалеку от театра на Фонтанке я нашла безлюдное место, сняла с себя футболку со спортивными штанами, надела камзол и кафтан. Нарисованный триколор на щеках я стерла влажными салфетками, которые предусмотрительно захватила из дома. Штаны, шарф и футболку я убрала в пакет и оставила его у мусорного бака.

Так со всеми предосторожностями я оказалась на нужном мне месте. Ровно пять лет назад я была здесь, вернувшись из прошлого.

– Да, детей она оставила у брата и пошла домой, – сидя в машине перед подъездом Марии, отчитывался худой, юркий светловолосый молодой человек.

– Куда-нибудь по пути заходила? – спросил механический голос.

– Нет, – голос молодого человека дрогнул, он прокашлялся, – не знаю, мы ее потеряли по пути, пришлось ждать у дома, но недолго.

– Почему сразу не доложили? – зазвенел голос.

– Мы разделились: я пытался ее найти, а Михаил пошел сразу к дому, – вытер вспотевший лоб молодой человек, – и как он сообщил, придя на место, она буквально через пятнадцать минут пришла домой.

– Вы за эту ошибку ответите.

– Понял, – обреченно ответил молодой человек.

– Обо всех ее передвижениях сразу же докладывать, – отчеканил голос, раздались короткие гудки, а затем тишина.

Молодой человек отбросил телефон на пассажирское сиденье рядом с собой, дрожащими руками снял бейсболку и тыльной стороной ладони вытер бисеринки пота со лба. Потом он наклонился, чтобы через лобовое стекло машины увидеть окна квартиры Марии. Окна были темными.

22 июня 1762 г. Санкт-Петербург.

Я сидела в своей комнате в доме Екатерины Андреевны, переодевшись в домашний халат Ростовцевой, и слушала Глашу. Брошь и портреты Кати и Вани я переложила в карман халата, когда переодевалась. Горничная уже пришла в себя от потрясения, увидев меня через столько лет и снова в мужском костюме.

Мне удалось довольно быстро и без приключений добраться до дома Екатерины Андреевны. Для меня все складывалось наилучшим образом. Если бы не вынужденная причина появления здесь и разлука с детьми, я бы считала себя самой везучей и счастливой. Первой, кого я увидела в доме, была именно Глаша. Как и раньше, вся остальная прислуга жила в пристройке.

В доме Екатерины Андреевны шел ремонт – переделывали несколько комнат к приезду Марко и Василисы.

Но Глаша мне с радостью сообщила, что в бывшей моей комнате ремонта не будет, поэтому она мне приготовит именно ее. Глаша сновала по комнате, устраивая все для меня.

Взбудораженная моим неожиданным ночным приездом, горничная не останавливаясь рассказывала все новости, мне оставалось только слушать. И это было мне на руку, потому что сколь-нибудь правдоподобного объяснения, почему я не поехала в дом Дмитрия, я не придумала.

Новости Глаши чередовались с причитаниями о том, как давно она меня не видела и уже не чаяла вновь встретиться, что я совершенно не изменилась, такая же красивая и молодая. Глаша же повзрослела, оставаясь такой же пухленькой, что ее ничуть не портило. Она была все такой же стремительной, движения ее были быстрыми, ловкими, а голос был все таким же звонким.