Кэтрин Вэйн - Осторожно, двери открываются

А у него… Всё совершенно не так.

Парень быстро включил лампу и провёл ластиком по местам, где карандашная история казалось ему неверной. Разрез медовых глаз. Мягче. Кончик носа казался неправильным. Стереть всё напрочь. Нет, всё. Хватит. Со злостью он бросил карандаш в сторону. Ничего уже не получится, когда о себе рассказать нечего. Привет, я Юра и я положил хер на свой талант, устроившись простым курьером.

– Я не художник, у меня даже твой простой нос нарисовать не выходит.

Неприятная игра, этот ваш пин-понг.

Что отличительное есть в нём? Истории из детства и целый провал до двадцати трёх лет? Пальцы покрепче сжали корни волос. Заволновалось за душой море событий. И становится не по себе, что такая простая просьба превращается в пытку. Ты просто расскажи.

Мечта? У Юры её нет. Здесь, на столе, валялась засохшая палитра красок. Старые потрёпанные кисти, исписанный карандаш. Листы с незаконченными и наспех начатыми рисунками, документы на оплату квартиры. Завтра опять заплатить за месяц и зубы на полку. Всё это было неважным, привычным, не проблемным. Займу, возьму в долг у директора на работе, попрошу помощи у коллег. И даже потенциальная ругань начальства была ничем.

"Ты мне расскажешь о себе" – сказала девушка в коричневой куртке, и сразу стало стыдно.

Соврать можно, да. Нарисовать в свои глаза успех, деньги и счастье выведенные в абсолют. Но ведь однажды человек сам не выдерживает и говорит правду. Утаить. Ничего не сказав. Да, тоже выход. Надеяться и ждать, что Таня не спросит, забудет спросить "кто ты?".

Но есть внутри то, что грызёт вечерами. Совесть. Она никогда не позволит соврать.

Того легче всегда было убежать. Свалить в нужный момент, как и хотела того девушка.

И рядом на Театральной площади больше не будет.

Никого.

Однажды спустя десять лет всё ещё курьер, но уже Юрий Викторович вспомнит как прекратил общение с одной необычной девушкой. И всё из-за каких-то предрассудков. Страхов. Однажды она спросит – "почему ты такой?". Проблемы выступят на поверхности как мурашки от холода. Придётся сознаться. Сказать правду. И всё закончится. Именно на этом вопросе.

И что, из-за такой глупой проблемы опять забросить придётся свои художества? Нет.

Сам себе назло Юра вернётся к столу, во всей квартире включит свет и, взяв чистый лист, начнёт историю заново. Вместе с линиями губ и глаз на бумаге появились скулы. Пальцы водили по ним медленно вверх, вниз. Растирая каждый миллиметр. Руки то помнят. Каждый художественный приём. Словно он в учебном классе, хочет побыстрее сдать работу и не находиться больше в рамках старого университета. Побыстрее рассказать лекцию на тему – "Как проходит моя нелепая жизнь".

***

Таня ждала у гостиницы "Москва", потягивая кофе. Она сменила свою привычку, когда погода заставила. Чай имел свойство сильно быстро остывать. Пробрасывал снег и мартовский ветер был ни разу не теплее, чем зимой. Всё, что могло сохранить настрой гулять долго и счастливо это горячий кофе. Непривычный крепкий вкус. Непривычно пытаться понять, что в этом напитке прекрасного. Лишь бы начать понимать парня, который уже как минут пять опаздывает.

Взбежав по лестнице из перехода, Юра побежал на другую сторону проезда, нарушая все правила движения. Собьют это ладно, но если вечно пристальная девушка укажет, что уже шестнадцать десять? Неприлично. Заставлять её ожидать.

– Ещё немного и он бы остыл, – девушка протянула стаканчик и кивнула. Так теперь начинались эти встречи. Без "привет" и "как долго ждёшь?", а с маленьких деталей.

– Спасибо. Но я мужчина, должен был…

– Так, давай сразу это обговорим. Если ты собрался со мной гулять, то никто никому ничего не должен. Я захотела кофе, я его купила. Себе и тебе. Просто захотела.

Юра пожал плечами. Хотелось бы поспорить, произнести фразы извинений, но Таня не дала этого сделать.

Ровно по линии колёса её кресла двинулись вперёд.

– И так, начнём. Ты значит из этого… Ну… А из Екатеринбурга. Давно в Москве?

– Два с половиной года.

Парень ускорил шаг, запустив одну руку в карман брюк. Неловко. Нарочно ли она не помнит город, специально ли притворяется. Или всё по-прежнему ставит странного парня на место. Сегодня Таня выглядит под стать своему характеру. Её спортивная куртка с большим капюшоном и просторные джинсы клёш выбивались из понятия о той утончённой балерине с тихим голосом, какой она была вчера. Смотрела прожигающе и напоминала уверенного в себе прокурора в отставке из передач по ящику. И в каждом своём вопросе она подозрительно чувствовала, что чем дальше заходишь в чью-то биографию, тем проще перед тобой человек.

– Я курьер. Развожу документы по компаниям. Сегодня мой рабочий день закончился в три, – и дай бог Таня не спросит почему. Придётся врать, а лимит Юрия сегодня в этом деле исчерпан. Час назад он виновато отпрашивался на работе к зубному и, сутулясь, объяснялся перед начальством: "это, ей богу, в последний раз".

Карие глаза профессионально осматривали парня с ног до головы. Не модель, но параметры хорошо подходящие для творческой профессии. Например, натурщика. Правильные широкие плечи, длинные ноги, длинная шея. Курьер… Девушка пожала плечами.

– Из Свиблово. Курьер, представляющийся художником. Пока все параметры маньяка сходятся. Что за работа у тебя в Питере? Или там живёт твоя девушка? – Таня скомкала последний вопрос. Хотелось бы, чтобы никакой девушки не… Нет, что за бред? Она себя одёрнула и сгруппировалась в маленький комок, надеясь, что парень не услышал последний вопрос.

Услышал и, опустив голову, сильно низко растянул на своём лице улыбку. Напряжение Юры медленно сползало вниз, впитываясь в самую землю. Он мог расслабиться, пока вызывал любопытство простое, обязательное о своём настоящем и будущем. Шёл и рассказывал всё, что обычно вызывает только фразу – "а-а-а, понятно". Но не вызывал.

– Из чего ты состоишь?

– Я весь из бумаг, подземки и вечного недосыпа.

Уголками губ девушка улыбалась.

– Да, как мне это знакомо. С шести лет. Мне приходилось бежать в балетную студию. Потом на уроки в школу. И круглые сутки так, – она вздохнула, подняв голову к небу, где слева облака заслонял шпиль Спасской башни, – кажется, я до сих пор всё не могу выспаться.

Юра улыбнулся, глядя перед собой на стены Кремля. Галочка. Ещё одна. Они всё же немногим, но похожи. В голове Тани по-прежнему каждый день танцевальный счёт. Под него она засыпает. У Юры бумаги, адреса, бумаги, адреса. Всё по кругу как в фуэте. Он никогда не умел танцевать, она умела рисовать лишь звёзды и сердечки на фоторамках. Он шёл, она ехала.

Она не танцевала, он не рисовал.