Алексей Гужва - Ведьмы Чёрного леса

– Правильно поговаривают. – отвечает Ведьма. – Да только ты монету сперва выложи, сколько не жалко.

– А вот с этим сложно. – отвечает охотник. – Не жалко мне много, а вот выложить могу только столько, сколько есть. А есть у меня всего три.

– Три? Именно про столько я и хотела сказать. Именно столько цена моей помощи. – захихикала мерзко ведьма и достала из-под вороха шкур лисью. Старую, потрёпанную, молью поеденную. – Вот она. Кривом его звали. Ну, того, с кого шкуру эту сняли. Не будь дураком, бегал бы ещё.

Взяла ведьма нож острый, да хвост от шкуры отрезала. Протянула мужику, да наставления дала.

– Ты к этому хвосту пояс пришей. Да после заката себе повяжи хвост этот. Обратишься ты лисом. По лисьему сможешь мир увидать, о чём лисы мыслят, о том и ты помышлять будешь. Оно тебе и поможет выследить плутовку. Будешь ты лисом до первых лучей солнца. Только потом вновь лапы в руки превратятся и сможешь ты хвост отвязать. Но, запомни. Коль в облике лиса поешь или попьёшь, пусть, даже каплю росы проглотишь, лисом останешься навсегда. Вот как Крив.

Поблагодарил охотник ведьму, да домой отправился. Всё сделал как она велела, и первой же ночью за деревню вышел и хвост себе повязал. Обратился он лисом, да вот только чуть в собственной одежде не запутался. С большим трудом выбрался, разорвав и портки, и рубаху новую.

Отдышался, привык. Всё в лисьей шкуре иначе. Ночью всё, как днём видно. Звуки кругом громкие, запахи яркие и голод такой, что мышей жрать готов. А они, ну как назло, в траве бегают. Вкусные на вид.

Полночи мужик в лисьей шкуре по округе бегал, да так, что даже понравилось ему это. И как то иначе мыслить начал. Понимать стал, где ему бы прятаться от охотников было лучше, где зимовать сытнее, да как со следа псин сбивать, следы заметая. Понял даже, как по запаху ветра выследить добычу. А к утру запах лисий учуял. Бросился по следу, да тут дорогу ему сама плутовка рыжая перегородила.

Ощетинилась, зарычала, на незнакомца бросилась и так подрала его, что охотник с трудом лапы унёс. А как с рассветом обратился человеком, облик свой принял, так и вовсе худо стало ему. Пять дней ничком валялся, раны лечил. На шестую ночь, вроде как, оклемался и опять пошёл лисицу выслеживать. Уже к тому месту, где встретил её.

Взял с собой охотник курицу. На том месте, где подрала его рыжая, курице той башку свернул, разделся и хвост себе повязав ждать начал. Как стемнело, обратился он лисом.

И так хорошо ему стало, вольно на сердца. Лес огромным показался, свободным. Только вот, голод. Уж так есть хочется, хоть завывай. А тут ещё курочка свежая лежит. Вкусная, жирная. И нельзя есть, а так хочется хоть бы крылышко одно укусить. И может, победил бы голод охотника, да в кустах что-то зашевелилось.

Выпрыгнула та самая лисица, ощетинилась, зарычала. Но охотник не стал, на сей раз в драку втягиваться. Курочку носом толкнул, а сам на присядках задом отполз.

Посмотрела лисица, подумала. Схватила подарок и в кусты. Охотник за ней, а той и след простыл.

Три ночи мужик собственных кур лисице в подарок носил, сам лисом оборачиваясь и с голодом страшным сражаясь. А тот с каждым разом всё сильнее становился. К нему ещё и жажда прибавилась. Будто всё в этом колдовстве сделано так, чтоб не сдержался и в лисьей шкуре остался.

На четвёртую ночь принёс охотник целого гуся. Гусь хоть и старый уже был, но жирный. Обратился лисом и ждёт, слюнки сглатывает, свою рыжую знакомую дожидается. А та ждать себя не заставила. Из кустов выпрыгнула, вокруг обошла, гостя странного понюхала. Гуся взяла и в кусты, да не так быстро, как прежде, а не торопясь, хвостом повиливая. Вроде как, с собой зазывает.

Пошёл охотник за лисицей, да к логову и пришёл. Нора под упавшим деревом, а в норе пара лисят. Сосунки ещё совсем. Вот только глаза открыли и на лапки вставать начали.

Осмотрелся охотник, а в логове костей от уток и кур особо и нет. Только от тех, что он лисице приносил. Видать, из деревни таскает и в другом месте жрёт. Может от того и выследить не получалось? Может от того и псины запах путают.

Ну, подумал охотник, что днём вернётся с пиками, да и саму лису заколет и лисят ей вытащит. Да только мелкие начали на него виснуть, как на няньку. Скулят, тявкают игриво. Будто нападать пытаются.

Сам мужик не заметил, как играть с ними начал и как ему весело стало. Пока лисица гуся доедала, мужик в пыли весь извалялся, с лисятами кувыркаясь. А как те к мамкиной титьке присосались, так тихо из норы и ушёл.

Жаль ему стало семейство это вытравливать. Да и сколько им надо для пропитания? Видать, лисица много утаскивает, чтоб впрок было.

Решил охотник самостоятельно подкармливать зверей, чтоб рыжая не разбойничала в деревне. Днём бил дичь, а к ночи оставлял в условленном месте. Сам к логову не приближался, чтоб запахом человеческим не вспугнуть. А когда и вовсе, оборачивался лисом и с лисятами играл. Да и хвостатая его признавать свои начала. То на поле за мышами поведёт, то на реку за рыбой, то за зайцами.

Необычно было охотнику в шкуре зверя охотится. По-иному всё. А один раз забылся и чуть ошибку не совершил. Чуть мышь пойманную не съел. Но обошлось.

А лисята росли, добрели. Уже щенками окрепшими стали. Охотника с визгом встречали, да с разбегу прыгали на него, в пыли валяли. А ему самому и в радость. Да и в деревне спокойно, птица не пропадает больше. Только вот, голод страшный мучил и иногда забываться заставлял. Иногда уже и забывал мужик, что охотник он, а не лис.

Решил он, что дальше лисий хвост до беды доведёт. Спрятал его в сундуке и больше не надевал. Но, так и продолжал рыжее семейство подкармливать.

Как то утром проснулся охотник, а за окном шум. Мужики ругаются, кричат. У одного из них кто-то весь птичник обобрал. Кругом следы лисьи. Да петляют так, что непонятно, откуда пришла и куда ушла.

– Вот же тварь рыжая. Всё ей мало. – выругался про себя охотник. Пику схватил, да к логову плутовки. Осторожно подкрался, прислушался. В нору заглянул, а там только лисята. Нет самой плутовки.

Да вот лисята мужика как увидали, вначале ощетинились разом, а потом принюхались. Заверещали весело, да на мужика и прыгнули. Об ноги его тереться начали, скулить, нежно за руки покусывать, будто не смертельный враг он им, а самое близкое существо.

И как бы ни старался охотник внимания не обращать, как бы ни хотел себя заставить на пику лисят насадить, а не смог. Не лисами они уже для него были дикими, а будто детьми приёмными.

Со злости пику пополам о колено переломил и, в кусты забросив, ушёл. Лисята за ним хотели топать, да он их кое-как отогнал.

Домой злым вернулся, ещё засветло. Напился с досады и спать завалился.

Ночью встал по нужде, а в птичнике его как то не спокойно. Вроде куры его волнуются, гуси гам подняли.