Алексей Гужва - Ведьмы Чёрного леса

Много дней прошло. Дочку барина так и не нашли. Лишь рубаху ночную, окровавленную, да драную принесли. И послал барин тогда гонцов, чтоб привели ему сечника вольного, что на гниль всякую охотится. Любые деньги заплатить готов, коль изловит ведьму. Долго ждали, но нашёлся один. Лицом смуглый, в плечах широкий. Глаза суровые, всякой твари видавшие. Родом был с востока, если по облику судить.

Вошёл в селение на рассвете. И столь вид грозный был у него, что псины под себя мочиться начали. Сразу к дому барина отправился и выяснять начал, что и как. Осмотрел и дроги похоронные, и гроб старый, что за сарай снесли. Опочивальни барыни молодой, да дочери барина.

– Зло ты над кем-то совершил, вот и приклеилось оно к тебе, как муха на мёд. Просто так не избавиться. Вернётся за тобой ведьма ещё два раза. Надо отогнать гниль эту от тебя. – говорит сечник. – Вели баню истопить. Буду тебя в бане розгами стегать, а ты кричать не должен, только вспоминать будешь, что ведьме сделал. Так мы связь вашу разорвать сможем. И вели всем мужикам своим, чтоб под баней охраняли, а коль закричишь ты истошно, чтоб в баню ворвались.

Так и сделали. Собрались все прихвостни, под баней сторожат. Лёг барин в бане на полок, потом обливается, а сечник его розгами бьёт.

Удар, и вспомнил барин, как вчера всё было, как Гоенёку голову рубили. Ещё удар, и перед глазами Зорько, которому он сам, потехи ради, голову с плеч снёс. Третий удар, и вспомнил старый Влас, как приказал тела к свиньям бросить, как головы несчастных с насмешкой Жилене отослать. Четвёртый удар, и встало перед глазами, как будто сие мгновение происходит, как Жилену он собственноручно снасильничал. Всё в деталях. И звуки, и запахи. Только, вот, на месте Жилены он сам, а позади кто-то пристраивается.

Услышали прихвостни, как барин завопил истошно, выбили дверь, ворвались и как каменные встали. Лежит барин, за полок руками держится, вроде и не связан, а как будто прикован кандалами невидимыми, что и двинутся не может. Глаза стеклянные, кричит истошно. А сечник сзади его насильничает и твердит. – Что ты мне сделал, тебе всё тоже возвращаю! Надо мной перед людьми своими надругался. Так получай и себе горе.

А как закончил, обратился Жиленной на краткий миг и, будто в пару банном, растворилась она. Только тогда охранники с места сдвинуться могли.

Почитай года три с той поры прошло, а Влас на грани умопомрачения всё это время жил. В каждом враг ему чудился. Да так, что приказал он всех, кто в селение войти пытается, немедля головы лишать. Сам в тереме заперся и трясся, дальше двора своего ногой не ступал. Ворота всегда заперты. Помнил о том, что ещё раз ведьма должна явиться. Но, уверен был, что теперь не подступится.

Вышел он как-то ясным днём на крыльцо, а его кто-то за рукав потянул. Обернулся, старуха дряхлая, нищенка. Осерчал Влас на стражу, что всякую шваль во двор против наказа его впускают, хотел было пнуть бабку, а та тряпки сбросила и встала перед ним Жиленной.

– Что ты мне сделал, тебе всё тоже возвращаю! Хату мою спалил и рассудка лишил. Так получай и себе горе. – обратилась девка пламеницей и пошла плясать по терему. Быстро огонь терем охватил, а потом и на всё селение кинулся. Спалил, правда, только дома прихвостней барина. Хаты простого люда не тронул.

После этого случая старый Влас ума и лишился. Не осталось у него ничего, и никто за него не готов был идти. Бродил по округе, объедки подбирал, а как-то зимой и умертвился в холода. По оттепели только нашли кости, мертвячинниками обглоданные.

По пустой грязной дороге телепался себе Гойко, замешивая лаптями глину. Дабы не упасть, опирался он на самодельный посох, из ветки берёзовой сделанный. Путь его был долгим и лежал к хутору, что местные называли «мутным». Название таковое было, или от того, что стоял он на островке среди болот, и зачастую, даже в солнечный, погожий денёк его в тумане видно не было. А может и потому он «мутным» был, что по округе силы гнилой замечено много было. Вроде как не вредила она никому, особливо хозяевам хутора так и вовсе, по слухам, по хозяйству помогала. А может, просто у страха глаза велики и врут всё люди. В одном точно было известно, живёт там старый ведун, Всевидом зовут. Вот к нему у Гойко и был вопрос очень важный.

Уж несколько дней он был в дороге, ноги сбил себе. И вот только сейчас в туман вошёл. Шагает себе осторожно, опасаясь провалиться в кювет. Перед собой, то, на вытянутую руку мало чего видно. А тут, ну как назло, топот навстречу, будто стадо слобней дикое несётся. На край дороги отошёл путник и замер, как бы его не столкнули. Глядь, а из тумана маленькая повозка показалась, а в неё кабанчик чёрный запряжён. Маленький на столько, что семье из трёх человек на один ужин. Ножками перебирает, похрюкивает. А в самой тележке мужичок сидит роста невеликого.

– Мил человек, куда ты путь держишь? – спрашивает мужичок, кабанчика остановив.

– Да вперёд иду, с ведуном Всевидом потолковать надо. – отвечает Гойко.

– Хорошее дело, только ты не в ту сторону шагаешь. Хутор мутный в другой стороне.

– Да как так? Я ж с той стороны иду.

– Э брат, ошибаешься. Ты в туман как вошёл?

– Да как все, как нормальные люди. Шёл-шёл, и вошёл.

– Вот и ошибка твоя. Так ты три дня по дороге будешь идти и на то же место, откудава в туман вошёл, вернёшься. Тут место своенравное. Хочешь на Мутный хутор попасть, в туман надо спиной вперёд входить и на солнце смотреть. И идти так, пока солнце за туманом не спрячется. Прыгай на возок, подвезу я тебя. Сам туда еду. Старику Всевиду сахар свекольный везу.

Удивился Гойко делам таким. Никогда он про такие особенности тумана не слыхивал. Сел на возок, а сам думает, как этот кабанчик вытянет груз такой по глине сырой. Да только подумать успел, как наездник поводьями щёлкнул, присвистнул, да как кабанчик весело хрюкнул и рванул с места так, что шапку со странника ветром сорвало.

– Стой, Шапку обронил! – Кричит Гойко.

– А что ж ты не держал её? В обратный путь за ней сейчас половину дня ехать. На обратном пути заберёшь!

Несёт кабанчик повозку, аж ветер в ушах свистит. Как кочка под колесо, так Гойко руками за воз хватается покрепче, как бы ни свалиться. Недолго мчались. Вырвались на островок из тумана, как пробка из бутыли, тут кабанчик и присмирел. Смотрит Гойко, а тут солнце. Трава зелёная, яблоки зреют за изгородью. А ведь по всему чернолесью осень уже, даже снег мокрый бывает. А тут, ну будто лето в самом разгаре. И народу много. Кто скот гонит, кто сорняк рвёт, кто дрова колит. Только странные все.

– Добрый человек. А что это за место такое, странное? – спрашивает Гойко.

– А это и есть Мутный хутор. Посреди болот он спрятан, туманами сокрыт. Пар болотный от холодов его защищает вокруг. Под самим островом ключи горячие бьют, землю греют. Всё тепло вверх поднимается, там пар и разгоняется. Всегда тут солнце. Остров, где всегда лето, такой вот получился. Живут тут и люди обычные, и сила гнилая.