Евгения Мерцалова - Чумовые истории – 2

После нож перешел ко мне. Зная, на что способен этот страшный предмет, я сперва пытался его выбросить, потом уничтожить, но всё было бесполезно. Тогда я запер его и спрятал в тайнике. Там он покоится и по сей день.

Когда я умру, ты станешь его хозяином. Прости, что оставляю тебе этот крест. Поклянись… поклянись могилой своей матушки, что никогда, ни при каких обстоятельствах ты не станешь его использовать!»

Растерянный Даниэль поклялся, желая успокоить деда.

– Он будет звать тебя. Попытается искусить, запутать… – старый мастер уже почти не видел лица внука, перед глазами всплывало всё больше темных пятен. – Не поддавайся! Помни, тебе не нужен никакой особый инструмент, чтобы быть мастером. Я хорошо тебя обучил…

– Дедушка! – позвал Даниэль. – Прошу, не засыпай!

Старик вздрогнул, услышав голос внука, и вновь открыл глаза.

– Если встретишь людей с немигающим взглядом, держись от них подальше, – прошептал дед тревожно, но затем вдруг посмотрел внуку прямо в глаза, улыбнувшись чисто и безмятежно. – Я верю, что ты со всем справишься…

После похорон Даниэль всё не мог выбросить рассказ деда из головы. Бредил ли старик или в их доме действительно спрятан какой-то артефакт? Что за люди с немигающим взглядом, о которых предупреждал дедушка? И что толкнуло отца на преступление?

Размышления размышлениями, а нужно было работать, чтобы прокормиться и содержать мастерскую. Даниэль делал манекенов для всех портняжных лавок Города. Работа ему нравилась, но монотонность порой навевала тоску. Каждый манекен был похож один на другого. А молодому мастеру иногда так хотелось придать своим творениям индивидуальности, вырезать более мелкие детали. Резные скульптуры его деда когда-то любила вся округа. Сам Губернатор однажды заказал у старика белку, грызущую золотой орех. Но времена меняются, а вместе с ними и сам Город: нынче детализированные деревянные фигуры никому были не нужны.

Закончив очередную партию безликих созданий, молодой человек снова припомнил слова деда. Где именно находился тайник, старик так и не успел рассказать, но Даниэлю не потребовалось много времени, чтобы найти сокрытое. Все важные вещи старый резчик хранил в массивном секретере, который сам когда-то сделал. В одном из многочисленных ящиков обнаружилось скрытое дно, а за ним деревянная шкатулка с заржавевшим замком.

Даниэль потряс шкатулку. У него не возникло сомнений, что внутри таился тот самый инструмент, о котором говорил дед. Ключа не осталось, но это ничуть не заботило молодого мастера. Он не собирался идти против воли покойного, а всего лишь хотел убедиться, что предмет существует. Даниэль спрятал шкатулку на место и несколько недель даже не вспоминал о ней.

Как-то вернувшись поздно вечером домой, Даниэль обнаружил шкатулку на своем рабочем столе. Молодой человек насторожился: в доме, кроме него, больше никого не было, а историю деда он никому не рассказывал. Неужели зло, сокрытое внутри шкатулки, и правда пытается вырваться наружу? Мастер поспешил снова убрать предмет в тайник. От греха подальше. Но с тех пор, стоило Даниэлю вернуться домой с наступлением темноты, шкатулка неизменно ждала его на столе. Чего он только не делал, чтобы прекратить эту чертовщину: закрывал шкатулку в разных местах на тяжелые замки, обвязывал заговоренной кудесниками нитью, окроплял святой водой, один раз со злости даже выбросил в озеро! В конце концов, Даниэль стал редко отлучаться из дома, а если и приходилось, то возвращался до захода солнца.

В тот день свидание затянулось допоздна. Молодой человек явился домой грустный и раздосадованный из-за ссоры с прекрасной Лукрецией. Пара была почти помолвлена и это «почти» сыграло свою роль.

Лукреция Пикок была дочерью известного на весь Город художника-портретиста. Даниэль знал, что отец девушки не слишком одобрял их союз, так как считал резьбу по дереву грубым ремеслом, далеким от искусства. Сама Лукреция прежде всегда утверждала, что мнение отца не мешает её сердечной привязанности, но в тот вечер речи её вдруг резко переменились.

«К чему упрямиться? Разве не проще признать, что батюшка в сущности прав? Конечно, твоё дело не менее достойное, чем его. Но никаким резным фигурам никогда не сравниться с живописными полотнами или мраморными статуями», – с досадой вспоминал Даниэль слова девушки.

Молодой человек схватил одну из заготовок для своих манекенов.

– Я ещё докажу не только Городу, но и всему свету, что я тоже творец, а не простой ремесленник! – процедил Даниэль сквозь зубы, беря в руку инструмент.

Молодой мастер принялся за работу со всем усердием, отдавая делу всего себя. Творение выходило на редкость детальным, а инструмент будто слился с рукой: так легко удавалось придавать дереву желаемую форму. В безумном упоении и в предвкушении успеха Даниэль проработал не покладая рук до самого утра. И вот произведение искусства было готово! Фигура получилась настолько реалистичной, что когда мастер закрепил на деревянной голове парик, то охнул. Перед Даниэлем стоял его деревянный двойник!

Но что такое? Стоило вглядеться в лицо своего детища, как творцу стало не по себе. Он посмотрел на инструмент, которым выполнил бо́льшую часть работы. Обычный нож-косяк со скошенным лезвием. Только с какой-то невнятной закорючкой на рукоятке. Даниэль напряженно окинул взглядом свой стол. На краю стояла распахнутая пустая шкатулка, завещанная дедом.

Молодой мастер услышал скрип, а затем почувствовал, как деревянная рука сжала его шею. Нож с грохотом упал на пол. Даниэля охватил ужас: перед собой он увидел немигающие глаза двойника!

В далекие-далекие времена жил среди племени охотников искусный музыкант. Он пришел неведомо откуда и всегда носил тюрбан из канги 1 1 Канга – традиционный африканский элемент одежды, а попросту платок, который можно намотать на тело или на голову, сделав тюрбан. И даже примотать к себе ребёнка! с синими узорами. Днем он не проявлял ни великой доблести, ни удали, ни силы. И казалось, будто среди прочих он самый последний, кого назовут мужчиной. Но вечером юноша прикладывал к губам флейту из тростника, и она говорила сперва своим голосом, потом чужим, а там и на разные голоса. И племя слушало ее, как околдованное, и не только у молоденьких девушек, падких на внешнюю красоту, выступали слезы. Мужчины и женщины видели героев историй, рассказанных флейтой, как наяву. Даже старейшины не стеснялись вытереть глаза. Музыканта могли бы счесть колдуном, но он всегда отказывался от такой чести и говорил, что все дело в флейте. Других умельцев извлекать звуки из стебля тростника в племени не было, и потому юноше верили.