Евгения Мерцалова - Чумовые истории – 2

– Благородные господа, прошу простить мне моё вторжение. Моё имя Дидье Алоиз дю Волг, и я вынужден просить вас о помощи, – мужчины хватило на то, чтобы выпрямиться, отвесить вежливый поклон, после чего, пошатнувшись, он едва не упал в костёр прежде, чем был подхвачен Пьером.

– А я тебе говорю, примета это дурная, пустая твоя башка! – переругивание не мешало двум гребцам на небольшой лодке бороться со стихией, напротив, придавало им сил. Хотелось, конечно, огреть веслом товарища, по чьей милости они сейчас оказались одни-одинёшеньки против стихии, но это могло и подождать момента возвращения на сушу.

– Сам ты дурная примета! – сплюнув попавшую в рот во время выкрика солёную воду, второй гребец прошёлся по всей родне первого, но его слова забрал и унёс очередной порыв ветра. Новый вал едва не опрокинул лодку, смахнув за борт часть их сегодняшнего улова, но до него уже никому и дела не было: самим бы вернуться.

Первый собирался было ответить, но замер с открытым ртом, прищуриваясь, едва-едва разбирая крошечный чёрный силуэт на свинцовом небе. Глаза его не подвели – какая-то из птиц тоже не успела вовремя укрыться, и сейчас боролась со штормом вместе с моряками. В отличие от людей, она-то дорогу знала точно, так что парочка лишь старательней налегла на вёсла, пытаясь одновременно не перевернуть лодку и не упустить птицу из вида. Задача была непростой, но желание жить пересилило, и через некоторое время дно лодки с глухим стуком встретилось с прибрежными камнями. Не желая искушать судьбу и дальше, рыбаки спешно вытащили утлое судёнышко на берег, под сень деревьев. Мужики уже собирались вернуться к ругани, когда обнаружили, что под деревом они не одни – птица, оказавшаяся гигантским вороном, уселась на нижний сук и с каким-то совершенно человеческим любопытством в блестящих глазах смотрела на горе-рыбарей.

В приметах что северной, что южной деревни таких подобных птиц не встречалось отродясь, а ворон, в свою очередь, не спешил ни проклинать их человеческим голосом, ни предвещать судьбу, ни даже просто улетать куда подальше – так и сидел, нахохлившись, но не выпуская парочку из виду. Лишь когда старший собрался было отойти от дерева подальше, ворон каркнул – один раз, отрывисто, но этого хватило, чтобы рыбак попятился и уселся у корней. После подобного никто из людей не собирался дразнить судьбу ещё раз, и до рассвета они просидели почти неподвижно – даже костёр не разводя, лишь сильнее кутаясь в плащи. Только когда первые лучи солнца начали перекрашивать ландшафт, птица каркнула ещё раз, прежде чем подняться и полететь куда-то вглубь островов.

– Дурная примета, – На этот раз единодушны были оба, едва ли не впервые за добрые двадцать лет своей дружбы. Море, словно соглашаясь, разбило о берег одинокую волну и успокоилось, никого этим, конечно, не проведя. Оно затаилось, выжидало; и не сговариваясь оба рыбака решили молчать в деревнях о том странном, кроме птицы, что им довелось повидать за этот день и этот вечер: в следующий раз море могло их так легко и не отпустить.

Одинокая фигура, закутанная в плащ, осторожно кралась по коридорам. Единственными источниками света служили фонарь в руках путника и мерцающие во тьме скопления не то грибов, не то кристаллов – но тепла не давали ни те, ни другие, и даже фонарь с большим трудом боролся что с мраком, что с пробирающим до костей холодом. Соблазн остановиться, развести костёр и погреться немного, был велик, но пока Камаледдин с ним боролся: холод был неприятен, но не более того, а вот какие твари обитали в этих катакомбах и могли выйти на тепло и свет – это ему проверять не очень-то хотелось. Изогнутый клинок на поясе внушал некоторое ощущение безопасности, но житель пустыни знал немало тварей, для которых честная сталь, даже стоящая немалых денег, была не опасней, чем стебель тростника. Магия была могущественнее, но собственная была ему недоступна, заёмная же служила оружием последнего шанса; да и оставалось в кошеле на поясе Камаледдина лишь три небольших кристалла, два из которых были отложены для цели его путешествия.

Путешествие длилось уже третий день: прямо над катакомбами раскинулся город, но эти туннели были настолько запутаны, что чужестранец даже не рассматривал вариант выбираться на поверхность и продолжать с той точки, где он остановился: до парада светил оставалось всего ничего, и хотя видеть его из-под земли Камаледдин не мог никак, для его цели он был совершенно необходим. К счастью, промахнуться по времени ему бы не дали те же самые кристаллы, но вот риск не успеть дойти вовремя и подготовиться к ритуалу был велик, поэтому путник, пробормотав какое-то цветистое ругательство себе под нос, ускорил шаг – чтобы за углом наткнуться на какого-то зверя-переростка, по счастью, из числа тех, что сталь вполне себе брала…

Под конец этого дня южанину, наконец, повезло добраться до одного из мест, что можно было бы считать сердцем этих катакомб. Древнее святилище, посвящённое полузабытым богам – империя наверху успела сменить веру за минувшие сотни лет, храмы на поверхности были разрушены или переделаны, но здесь, прямо в центре катакомб под столицей, действительно сохранился старый алтарь всех богов. К сожалению, тексты, которые навели Камаледдина на след, были не полны – для ритуала требовалось совершить подношение минимум троим богам и не ошибиться с каждым; вот только никаких табличек с подписями не было и в помине. Никто из архитекторов этого храма и представить себе не мог, что когда-нибудь появятся люди, не способные узнать бога или один из его образов.

Здесь, в этой пещере, уже можно было зажечь факелы на стенах; но стоило южанину подойти к ним с огнивом, как они вспыхнули сами, половина пламенем алым, другая синим, но обе группы, бесспорно, магическим. Зал стал виден лучше, и грозные статуи словно нависли над смертным, ожидая его ошибки.

По счастью, ошибаться Камаледдин не был намерен: богиня удачи соответствовала описанию, равно как и аватар бога путешествий. Больше всего сложностей вызвала пара богов, из которых один покровительствовал торговле, другой – порядку и чести. И вот их аватары были весьма похожи: тексты описывали одного как торговца, что разбогател, другого – как аристократа, что, напротив, испытывал не лучшие времена. Вечные соперники, иные даже считали, что это одна и та же сущность – но статуй, подходящих под описание «умеренной роскоши и хороших манер» стояло в помещении действительно две. Момент парада светил приближался, камни уже начинали греть карман – но южанину не пришлось гадать слишком далеко. Один из верных признаков у него всё же был: аватар бога торговли, согласно легендам, поднялся на торговле тканями, и именно поэтому его одеяния, даже высеченные из камня, сохранили текучесть шёлка, мастер почти передал тепло шерсти на его шарфе, и так далее, и так далее – богатство, вкус, но слишком много эклектики. Аватар же старой чести был наряжен хотя и тоже богато, но куда более «единообразно»; и именно поэтому уже почти обжигающий руку кристалл был положен в чашу у его ног. Теперь Камаледдину осталось лишь закрыть глаза и молиться; молиться и надеяться, что ритуал пройдёт верно.